Как живет ипподром

В просторном кабинете директора Новосибирского ипподрома в разных местах стоят фигурки лошадей: блестящие позолоченные, замершие в движении красавицы с наездником и без. На подоконнике — ярко-желтая надпись-статуэтка «#ипподром_нск», на столе — огромная карта территории, расчерченная разноцветными ручками. «Рабочая, — поясняет Сергей Григорьевич Михайленко, — у моего зама, Сергея Сергеевича, еще сильнее изрисована, он человек более технический». 

Сергей Григорьевич работает директором на ипподроме три года. Любовь к лошадям передалась от отца; тот был конюхом и до самой своей гибели шорничал: шил амуницию для лошадей и выездные сбруи. Это было его хобби. 

— Он шорничал по вечерам, — вспоминает Сергей Григорьевич, — хотя был юристом. Приходил домой, спускался в подвал. Мы жили в своей квартире, а в подвале у него стояли станки, и он шил шикарные сбруи с кисточками, с бахромой, с блестками. Ему нравилось. А меня пригласили на ипподром поработать не руководителем, а заместителем руководителя. Я год посмотрел, что здесь нужно сделать, и остался. 

Историю ипподрома Сергей Григорьевич рассказывает со знанием и охотой. В этом году ипподрому уже 118 лет, это значит, что разрешение новониколаевским купцам проводить бега подписали в Томской губернии в далеком 1903 году. В те времена все использовали гужевой транспорт и, естественно, друг перед другом хвастались, у кого лошадь резвее. Оттуда все и пошло. Ипподром — место испытания лошади, и проводят здесь не соревнования, а испытания.

По словам Сергея Григорьевича, ипподромы всегда относились к министерству сельского хозяйства и были созданы под его эгидой для развития идеи племенного животноводства. Но в отличие от, например, коров и быков, которые дают молоко и мясо, лошади дают только красоту. Даже просто гуляющая в поле лошадка — это уже прекрасно. Чтобы не потерять первозданность того, что из себя представляет лошадь, их начали испытывать на резвость и выносливость. Резвость лошади подтверждается секундами. Лучших выбирают для селекционной работы, поэтому люди, которые хотят купить лошадь, в первую очередь смотрят, кто отец, кто мать и какая у них резвость. Сейчас на ипподроме 250 лошадей, 130 из них в школе олимпийского резерва, примерно 90 рысаков, плюс частные кони, пони и уэльский пони.   

Заезжать лошадей начинают с двух лет. Возраст, как правило, считают по январю — не важно, когда именно родился жеребенок, приходит январь, и он «взрослеет». Во время ограничений пандемии испытания бега не прекращались, просто были без зрителей. Каждую субботу проводятся бега, потому что лошадь должна пройти определенные этапы, у нее тоже есть свое расписание, свои награды. Только один раз лошади бывает два года, три, четыре, пять и на каждый возраст есть определенная программа испытаний. Большой Сибирский круг 2020 года ипподрому разрешили провести с небольшим количеством зрителей, поэтому половина зрительских мест заклеена лентой. 

Зрители — это отдельная тема. На официальном сайте ипподрома упоминается строгий дресс-код: «Для женщин — минимум оголенных участков тела, юбка — выше колена не более чем на пять сантиметров. Плечи и живот должны быть закрыты. Допускаются брючные костюмы. Мужчины же должны облачиться во фрак, рубашку с жилетом и галстуком, цилиндр и черные ботинки». Однако Сергей Григорьевич говорит, что все не так жестко:

— Как такого дресс-кода нет, но, когда идут каки-либо мероприятия, мы, конечно, призываем людей приходить не в кальсонах. Дамочки с удовольствием надевают хорошие платья и шляпки. Когда видишь таких людей, чувствуется, как веет духом времени. Это просто приятно. Есть те, кто занимается реконструкцией старых нарядов, они тоже с удовольствием приходят. Они приходили и в пандемию, когда совсем не было зрителей. Наездники почти без поддержки ездили при пустых трибунах. Вообще у каждого есть свои зрители и поклонники, лошадей многие знают. Им не важно: пандемия, дождь, снег, ветер, плохая погода — они все равно работают, потому что это их любимое зрелище. Им на все плевать, они просто приходят. И в шикарных нарядах приходят. 

Скачки на ипподроме проводятся очень зрелищные. Бега — это испытания более специфичное. Скачки — это когда наездник едет верхом, бега — когда наездник позади, в качалке (прим: 2-х колесная спортивная тележка). Завсегдатаи, которые понимают в бегах все, смотрят с удовольствием, а вот обычный человек не совсем понимает, что происходит, ему хочется зрелища. Для этого есть фотофиниш, проводятся разные мероприятия, свадьбы. 

«Экономики здесь нет»

Прогулку по ипподрому начинаем с главного здания и музея. В музее сейчас ремонт — с улицы дверь под вывеской подперта доской. Внутри тоже приходится переступать через стройматериалы. Отдельно оформлен уголок, посвященный Игорю Петровичу Брайчеву, заслуженному тренеру Российской Федерации и вице-президенту федерации конного спорта. Он был основателем школы олимпийского резерва, возглавлял ее с 1946 по 2019 год. Он сделал многое для ипподрома и новосибирского конного спорта. 

— Это был выдающийся человек, — говорит Сергей Григорьевич, указывая на портрет. — Это я вынесу в холл. Мы думали, будет отдельно музеем, но жизнь подсказывает, что востребованность лучше там. Когда народ будет заходит, сразу сможет все посмотреть. Если нужно куда-то отдельно идти, в музей особо не затянешь. Вот, кубки, например, уже перенесли. 

В музее выставлено все, что Сергей Григорьевич нашел об ипподроме: программки испытаний, датированные 1934 и 1936 годом, книга со списком пород, призовая попона, старая амуниция, деревянная качалка. Самым интересным Сергей Григорьевич считает запись на пользование землей, датированную 1930-м годом. 

Здание, построенное в 70-е годы, почти не ремонтировалось. Из-за этого некоторые комнаты находятся в ужасном состоянии. Глядя на просторный холл, прибранные кабинеты и комнаты, сложно предположить, какая разруха находится буквально за стенкой. Но Сергей Григорьевич открывает передо мной все двери. В некоторых комнатах нет пола, Сергей Григорьевич рассказывает, что в них недавно провели отопление. Душевые, построенные в 1962, ломают, потому что отремонтировать их просто невозможно.

— Работа идет, все меняется. Есть, конечно, с чем сравнить, — говорит Сергей Григорьевич, и приглашает меня на второй этаж. — Здесь в перспективе еще подвесной потолок. 

На втором этаже выход к виду на дорожки, судейская и губернаторская ложа. Здесь же роскошный банкет-холл, в котором проводятся свадьбы и другие мероприятия. Рядом небольшая комната, разделенная на кухню и место, где при необходимости можно что-то постирать и погладить. Готовка практикуется в другом месте, сюда только привозят, разогревают и торжественно подают, однако можно сготовить что-то и на месте. Сергей Григорьевич говорит, что здесь тоже был бардак, но сейчас полная красота. 

По образованию Сергей Григорьевич управленец, как сам он со смехом объясняет, «менеджер» или «топ-менеджер» по-русски. Его задача создать трудоспособный коллектив и вывести ипподром на лучшее в сибирском федеральном округе место среди ипподромов. Работа большая, но, по мнению Сергея Григорьевича, нужная. Ипподром для города такое же нужное место, как оперный театр, зоопарк или цирк, «ничем не хуже, а, может быть, даже лучше».

На ипподроме работают две команды: те, кто занимается непосредственно с лошадьми и команда управления (механики, ветеринар, бухгалтер и т.п.) Сергей Сергеевич (заместитель Сергея Григорьевича) рассказывает про многозадачность: разрабатывается примерно девять направлений, сносят конюшню, разбирают крышу, засыпают дорогу и делают разметку, разбивку, изучают покрытие, смотрят систему уклонов и прочее, прочее, прочее. Сергей Сергеевич называет себя «маленьким инженеришкой», и Сергей Григорьевич смеется:

— Да, не поймешь, то ли инженер, то ли большой директор. Я склоняюсь к тому, что он уже большой директор. Изучить всю техническую часть — огромная работа, а он за два года практически все в себя впитал. 

На ипподроме есть тотализатор, но ставки еще не дошли до такого уровня, чтобы за их счет можно было хоть что-то финансировать. Финансирует ипподром управленческая команда за счет своих заработков. Команда, которая работает с лошадями, работает на определенных людей. Например, у «БочкариАгро» здесь стоит около 18 лошадей. Хозяйства, которые оставляют лошадей, платят за денник (место, где живет лошадь). Но это тоже не большие деньги. 

Экономики, по словам Сергея Григорьевича, здесь нет. Так же, как и нет бизнеса.  Есть только управление и, пожалуй, любовь к собственному делу. 

«Небольшой рабочий день»

Перед выходом на улицу Сергей Григорьевич заходит в соседний кабинет и достает из шкафа коробочку рафинада:

— Нам нужно взять немножко сахара. Ты же захочешь покормить лошадок? Конечно, захочешь, — говорит он и засыпает пластиковый стаканчик сахаром. Я киваю, хотя мне кажется, что сахара он набирает слишком много. — Лошади любят морковку, сахар, яблоки. Но сахар они почему-то обожают. 

Площадь ипподрома огромна — 28 га. Мы решаем пройтись пешком. Рядом с первой конюшней на солнце нежится собака, которая лениво виляет хвостом при виде Сергея Григорьевича. Эта конюшня одна из новых, она в отличном состоянии, хотя на территории есть те, которые были построены в 1929 году и были сюда перевезены. До 1960-х ипподром был на улице Ипподромской, но после его перенесли, чтобы застроить городской центр. 

Внутри Сергей Григорьевич сразу подходит к лошадям:

— Это Братия. Она рекордсменка России, установила всероссийский рекорд, — он протягивает ей кусочек сахара, и, пока объясняет мне, что сахар нужно подавать на раскрытой ладошке, отдает ей еще кусочек. 

В этой конюшне нам встречается наездница третьего класса Екатерина Крюкова. На ипподроме она уже 16-й год, с 10 лет. Сюда ее привели родители, потому что ломала позвоночник, а езда, как говорили, укрепляет мышцы. Лошади позволяют выздороветь с такими проблемами. 

— Меня мама записала, и я здесь осталась. Понравилось. Так-то не было такого, чтобы «Вау! Лошади!», а потом полюбила. Верховым спортом занималась лет с 9, а потом начала приходить к рысакам на конюшню, там ездить любителем, и мне это больше понравилось — адреналина больше. Мне этого и не хватало, поэтому я на рысаках. 

Рабочий день Кати начинается с 6 утра. В 6 утра лошадей кормят. Летом кормят с 5, чтобы в 6 уже можно было выехать на дорожку, чтобы не заниматься по жаре, в + 30 лошадям тоже тяжело. Если жара — работу сбавляют, не дай бог солнечный удар. Поэтому летом стараются больше успеть с утра. 

После завтрака — на дорожку, работают коней. В 10-11 кормежка и снова работа до обеда 14:00. После обеда работают с теми, кого не успели отработать до. Когда отработали всех — уборка, нужно отбить (прим: убрать) денник, засыпать опилки, вывести весь мусор. Кроме этого нужно смести паутину, где-то побелить. Начинают подковывать лошадей, потому что щебень, как наждачка, стирает копыта, и у лошадок может идти кровь. Закончиться рабочий день у Кати может закончиться в 10 вечера. 

—  Ну небольшой рабочий день, — шутит Сергей Григорьевич, и Катя смеется.

— Лошади, — говорит она, — это как в черную дыру засасывает. Если на ипподром человек пришел, который хочет с лошадьми работать, он уже не уйдет. Он может уйти на год, на два, но потом все равно вернется, потому что без них уже нельзя. Настолько уже родное, что не бросишь.

Сергей Григорьевич кивает головой. Пока мы разговариваем, он подкармливает Братию и ее брата сахаром:

— Я здесь уже три года, я без лошадей не могу. Вот как таких бросить?

Братия высовывает голову через перегородку, и Катя начинает ее гладить:

— Ка-а-а-ак вот эти бархатные носики можно не любить? Вот-вот-вот это вот. Это же мило. Все думают, лошади могут и стукнуть и еще что-то, а они бьют людей чисто случайно и то если испугаются. Сами они никогда на человека не кинутся. 

Сергей Григорьевич подтверждает:

— Как мне Игорь Петрович (прим: основатель школы олимпийского резерва) сказал: запомни, лошадь — это жертва и она пуглива от собаки и от любого, — его мысль прерывает потянувшаяся за сахаром Братия, он дает ей кусочек и ласково журит. — Посмотри, что творит, попрошайка!

Самое важное в работе с рысаками, по словам Кати, спокойствие. Постепенная подготовка лошадей к работе. 

— И здоровье, — добавляет Сергей Григорьевич, и с ним невозможно не согласиться. 

Другая наездница, Галина Торопчева, занимается с лошадьми с 5 лет. Мечтала приобрести свою лошадь, и через знакомых в Кемеровской области приобрела. Из Кемерово она в 15 попала на практику на новосибирский ипподром. Когда окончила школу, окончательно переехала сюда. Рабочий день у нее такой же, как у Кати: 

— Утром просыпаемся, кормим, затем на дорожку. В 10 раздаем сено и все заметаем. Затем снова на дорожку. Еще с утра, прежде чем собираемся на дорожку, завариваем кашу лошадям. Просто овес запариваем горячей водой, чтобы потом смешать со всякими прикормками и добавками. После обеда занимаемся лечением: кому-то нужно втереть, кого-то нужно подлечить. А есть еще беговые дни, когда все очень быстро, и нужно суетиться. Лошадей, которые не бегут в этот день, надо с утра успеть быстренько отработать. Работа для меня как любимое занятие. У самой тоже лошадь, может быть, если бы не она, я бы и не попала на ипподром. До четырех лет на ней отъездила, потом увезла домой. Она мне жеребеночка принесла, сейчас в матках, производит потомство, а я вот с другими лошадками. 

С детьми и лошадьми — ежедневно

Когда мы выходим из конюшни, на глаза мне попадается кошка, но Сергей Григорьевич переводит мое внимание на стоящую рядом качалку. На вид не новую. 

— Качалки вот такие, сколько, по-твоему, стоят?

Вопрос загоняет меня в тупик:

— Вряд ли они дешевые.

— Ну примерно.

«Дорого» в моем студенческом сознании начинается с 500 рублей. Качалка довольно непримечательная, металлическая. Я говорю:

— 10 тысяч. 

— 400 тысяч, — отвечает он, и мне не остается ничего, кроме как сменить тему:

— А кошки почему здесь?

— В каждой конюшне есть кошки и собаки. Кошка она ловит мышей и крыс, а там, где есть зерно, где есть сено, всегда есть грызуны.

На улице со своим конем Роном занимается Анна Астахова. Она — тренер и специалист по обучению лошадей, берейтор. В 4 года родители посадили ее на лошадь, в 9 она начала серьезно заниматься и в 20 купила своего коня. Ее рабочий день отличается от дня наездников. В 8-9 утра она занимается со своим конем, потом едет в специальную школу и к частным коневладельцам на «первомайку». Но «первомайка» приходящая-уходящая, а дети и своя лошадь — ежедневно. Она говорит, что сегодня рабочий день закончился где-то в 2 часа дня, но она приехала обратно, чтобы погулять с конем и провести время, пообщаться.

— Рон очень общительный, — говорит она. Я киваю: мои попытки делать записи спасает только Сергей Григорьевич и сахар, которые отвлекают Рона. 

— В школе тяжело наладить связь между детьми и лошадьми?

— Обычно кто приходит уже настроены на связь. Они понимают, чего хотят. Некоторых, конечно, приводят родители, и они к лошадям как «Господи, уберите это!» Но обычно кто занимается уже приходит «О-о-о! Лошадки!», и они сами получают от лошадей энергию. Лошади — очень энергоотдающие животные. 

— Что самое главное в общении и работе с лошадью?

— Терпение. Не всегда все происходит так, как мы хотим, не всегда лошадь нас понимает. Иногда ставишь одну задачу, выходишь на тренировку и понимаешь, что не идет. И надо быстренько уметь переиграть, то есть не начинать требовать как-то через палку «Давай, я сказала так!», а уметь как-то более лояльно к этому всему относиться. Где-то иногда проще дать выходной и все. Лошади это как образ жизни. 

Лошади — это жизнь

— Вот эта конюшня, — объясняет Сергей Григориевич, — переехала с Ипподромской. Заходить не будем, наверное. 

Но мы заходим, переступая через огромную лужу, до денников добраться не получается, и мы останавливаемся на этом. Сейчас внутри нет лошадей, но летом она функционирует. В ней останавливаются гастролеры, приезжающие на испытание и привозящие своих коней. 

По дороге к школе олимпийского резерва Сергей Григорьевич восхищается работой спортсменок с лошадьми:

— Они выездку делают как управление вертолетом. До сих пор просто не укладывается в уме, как девчонки управляют лошадьми. Как она идет левым аллюром (прим: вид движения лошади), правым аллюром, это вообще что-то с чем-то. Как, как лошадь может так идти? Ну это воспитание. В цирке лошадей дрессируют, но дрессировка, я считаю, насильственный путь, или какой-то соглашательский. А выезда и тренировка, там все… не знаю, они как единое целое с лошадью. 

Навстречу нам идет пожилой мужчина и молодая женщина, которую издалека я принимаю за его внучку. Они – наездник и жокей. Девушку на ипподром привел в 9 лет дедушка, просто покататься на лошадке. Мужчина говорит, что уже и не помнит, когда начал. Занимался с лошадью, когда еще в школу не ходил. А на ипподром пришел в 1994. 

— Он, — говорит Сергей Григорьевич, — мастер-наездник. Под его руководством выросло море лошадей, которые установили и всесоюзные и всероссийские рекорды. 

— Не море, — возникает мужчина, но Сергей Григорьевич не соглашается:

— Ну сколько? Два-три уже море!

— Всероссийский один. 

— Всероссийский один. А чтобы тебе один всероссийский рекорд заработать, сколько лет ты работал? 

— Ну всю жизнь работал. Лошади — это жизнь. Я, во всяком случае, ничего другого не умею и не представляю себя без лошади.

Метод пряника

— Когда говорят «школа олимпийского резерва», — рассуждает Сергей Григорьевич, — хочется увидеть прям такое «Ах и ух!». Они занимаются вот в таком непримечательном здании. Раньше здесь ни окон, ни дверей, стоял только остов. Постройка с 90-го года, вот ее поставили и все, и никому нет дела. Многие говорят, что ипподрому повезло, потому что пришла нормальная команда. Я себя не хвалю, но мне просто многие говорят мол «Тебе это зачем надо, ты что ошалел?» Ну а как, вот как? А все эти люди? они ведь тоже ну душу отдают.

Едва мы подходим к зданию, вокруг начинают крутиться счастливые собаки. Обычно Сергей Григорьевич их подкармливает. Он и сейчас отдает кусочек сахара. 

 В школе олимпийского резерва спортивные лошади.

— Очень умные, — предупреждает Сергей Григорьевич. — Если мы сейчас начнем кормить лошадей и давать сахар, здесь такой звон и стук в двери начнется. Я поэтому даже сахар не достаю. Они соображают, понимают просто все. 

Здесь мы встречаем Катю и не известную мне девушку в черной куртке. Сергей Григорьевич спрашивает, проходит ли дрессировка в цирке насильственным путем, и мнение девушек разделяется. Впрочем, они довольно быстро приходят к мысли, что методы в цирке и на выездке одинаковые. Просто разным элементам обучают. 

— У лошади есть 3 движения, — рассказывает Катя, объясняя процесс, — шаг, рысь, галоп. Изначально есть шкала подготовки: контакт, ритм, раскрепощение и так далее. И мы начинаем работать, сначала что-то более простое. Лошади, они не прямолинейные от природы. Изначально ты работаешь над тем, чтобы она просто бегать начала. То есть ты учишь лошадь отвечать на свои команды. Если ты ногу прижал, она на прижатую ногу должна ступить в бок, отодвинуться. Вот она стоит в проходе, ты подошел, где у тебя нога лежит надавил, она у тебя шаг в сторону делает. Молодец, похвалил. И все, а потом уже будешь только подносить ногу, а она исполнять. Учим уже разворот головы: руку отодвинул, она сопротивляется — перестала сопротивляться, похвалил. То есть метод пряника. Сделала — похвалил, отстал. 

— А кнут куда делся? — с улыбкой уточняет Сергей Григорьевич. 

— Да никуда он не делся, — отвечает девушка в черном. — Мы об этом умалчиваем. Все пользуются. Разные лошади бывают. Немцы вот так, — щелкает пальцами, — закрывают свои манежи. Что они там делают? Никто не знает. Зато они все выигрывают.

— Нет, — добавляет Катя, — там буквально доходит до того, что, говорят, у них манеж электрический. Когда конь бежит подкованный, электричество по подковам долбит, чтобы он ноги выше поднимал. 

— Вот чего нам не хватает! — И обе смеются. 

— То есть нет, это уже такие, изощренные методы. Конечно, у нас такого нет. 

— Может поэтому у нас и нет международной выездки.

 Перед уходом Сергей Григорьевич все-таки дает сахар одному из коней, шепнув мне: «Сейчас быстро убегаем». Но следом кормит еще одного, еще и еще, пока не раздается первый удар копытом в дверь. 

— Представляешь? — смеется он, выбегая на улицу. — Настолько они понимают. Настолько они требуют внимания. 

«Жулики надоели»

В одном из загонов собака лает на лошадь, отгоняя ее от сена. Сергей Григорьевич указывает мне на них:

— Ругается, видишь? То есть собака знает, переживает, представляешь? Отгоняет ее. Сейчас лошадь может дать копытом. И даст! И может убить, но собака, она хитрая. Они здесь выросли эти собачки, и они уже практически человек говорят: «Сколько ты можешь жрать, у тебя уже брюхо толстое!» Наругала ее и все. И лошадь опять жрать. 

Налобина Софья работает в конной полиции. Сейчас она в звании капитана. Изначально была криминалистом, потом перешла в «оружейку». Три года была в декрете и буквально на днях снова вышла на работу на ипподроме. На вопрос «Почему вы решили работать с лошадьми?» ответила просто: «Потому что жулики надоели». Из полиции ушла, потому что здесь спокойнее. Услышав об этом, Сергей Григорьевич вспоминает другую историю:

— А Оксанка была спортсменкой и ушла в полицию. 

— Ну, видимо, спорт — это спорт, а полиция — это полиция. 

— Она бы и не ушла, если бы Сашка на ипподром не приехал. Она шла, не помню, с Ленкой, по-моему, с батальона. Заборы красили, размазанные такие. А он увидел и влюбился. Спрашивает: «Кто это?»

— Все-таки, семья — это главное, — хихикает. 

— Ну я не знаю. Я как-то не это… не помощник в этом вопросе… Семья… жизнь это главное. Жизнь дается один раз и губить ее на семью вот я, допустим, не готов. 

Конная полиция охраняет общественный порядок на массовых мероприятиях, на праздниках, крупных футбольных матчах, если это на открытой площадке. На коне лучше видно, можно следить, нет ли каких-то потасовок. Реагирование тоже быстрее происходит, «против коня не попрешь». Летом каждый день патруль выходит за Ельцовский парк. Там очень большая территория. Конная полиция пресекает распитие спиртных напитков, следит чтобы костры не жгли в запрещенных местах, на парковках. На автостоянках с патрулями случается меньше аварий.  Это совсем не то же самое, что «пешочком» прогуляться. И граждане реагируют совсем по-другому. Улыбаются. Всем интересно. Есть которые ругаются: бабульки. Занимаются с лошадьми полицейские сами, сами тренируют, чистят, работают. То есть за каждым сотрудником закреплен свой конь. 

Обычно кавалерист приходит на службу. заступает в полку, проходит там инструктаж. Вооружается и получает все спец средства. Записывает ориентировки, то есть какие люди или машины пропали, грабежи, кражи. После этого патруль отправляется на конюшню. Каждый по приходу занимается своим конем. Приезжает «уазик» с коневозкой.  Лошадей грузят и увозят на какой-то объект, например, парк, либо на монумент. Вечером они возвращаются в коневозке. Коней ставят. Амуницию всю сдают на сушку, кавалеристы возвращаются обратно в полк, и сдают свое оружие. Переодеваются, и убывают домой. Если нет патрулей, есть дни занятий, когда в тетрадях пишут статьи и новые приказы.

— С конями надо работать, — говорит Софья. — Некоторые думают, что подошел к коню и у него кнопка есть «вкл-выкл». Включил и он пошел, вот просто. На самом деле это большой труд работать с лошадью, они очень умные, очень хитрые. Ловят буквально все твои эмоции. Вот Памир у нас вообще не хотел идти. Я его хоть как подгоняю, а он идет медленно-медленно, чуть ли не на цыпочках. Я звоню девочке, которая до меня с ним работала, говорю: «Маш, в чем секрет? Он издевается надо мной! Просто куча мух, комаров, меня уже всю съели, а он вот так перебирается!». Она говорит: «Он издевается над тобой». То есть он проверяет, на сколько меня хватит. Потом мы с ним подружились, и до того, что он ходил рядом, и не надо было его держать за поводья. 

С лошадью важен подход. Если изначально не сложились отношения, то ничего не получится. Должно быть доверие. Лошадь это не просто животное, это напарник. Есть конечно же любимчики. У каждого свой. Я, допустим, боюсь одного коня. Ничего не предвещало беды, просто он резко встал и ударил меня копытом по голове, у меня вмятина такая нормальная. Вот что произошло? До этого все было хорошо. И я теперь опасаюсь его, но и он тоже на меня как-то странно реагирует. С другим, с Памиром, у нас любовь. 

Бить, некоторые говорят: «вот, надо ремня, лопату, напугать коня» — нет. Они все запоминают. Хорошая у них память, могут зажать в углу и копытами хорошенечко отлупить.

«Я — кузнец»

Последнее место, куда мы заходим — кузница. Там работает всего два человека, но мы их не застаем. 

— Люди с подходом, — рассказывает Сергей Григорьевич, указывая на изображение на двери, сваренное из арматур. Это фигура кузнеца с молотом в руках. — С какой любовью сделано. Была развалюха, а теперь у них тут все по-взрослому. Горн, наковальня. Изумительные вещи делают. Все парни-кузнецы сделали. Варят, пилят, сверлят. Ножи делают. Причем самое интересное, что кузнец Серега — капитан ВДВ и кандидат экономических наук. Как так вышло? Человек сказал: «Я — кузнец». Я даже представить себе не мог. 

До кузницы здесь был обычный сарай, но кузнецы за год привели здание в порядок. 

Послесловие 

Ипподром — это не только про лошадей. Это буквально отдельный мир со своей сложной системой. Некоторые работники не только проводят там время с утра до вечера, но и буквально ночуют там же. Работы для команды еще много. В планах привести пони, отремонтировать здание и конюшни, построить хостел для приезжих. Но работа идет и прогресс очевиден. А ипподром, несмотря ни на что, всегда открыт для зрителей. 

Полина Червонина

Фото автора