Заложники школьной системы

«Расстреливал одноклассников из пистолета», «побил девочку с ДЦП», «20 заявлений в полицию» — всё это характеристики одиннадцатилетнего Ивана, которыми его наградили родители одноклассников. По словам некоторых детей, мальчик внушает страх своей непредсказуемой реакцией на их действия: «…мало ли, что он может сделать». Несмотря на общественное осуждение, мама Ивана уверена, что это только временные трудности, которые их семья вскоре преодолеет.

«…в первые дни все смеялись…»

— Он пришёл к нам во втором или третьем классе. От остальных детей ничем не отличался, выглядел симпатично, хорошо разговаривал, — вспоминает Марина, мама одной из одноклассниц Ивана. 

— Мы его не знали, — добавляет её дочь Саша, — а я люблю знакомиться с новенькими. И в первый день на классном часе он вёл себя хорошо. Но когда начались уроки… — девочка хмурит брови.

А когда настало время занятий, дети увидели нового одноклассника в другом свете.

— Начались постоянные срывы уроков, — продолжает Марина. — Учитель стал говорить о том, что класс ничего не успевает. Иван мог уйти с занятия, а дети с таким упоением об этом рассказывали! Мол, представляешь, мама, он встал просто и вышел посреди урока, ни о чём не предупредив, не спросив разрешения.

Класс сразу заметил, что Иван ведёт себя не так как другие. Но этому придавали мало значения:

— Да, он отвлекал нас, — подтверждает Саша. — Во время урока Иван мог нырять под стол, ходить по классу, громко петь и звонить кому-то. На парте у него было всё, но только не учебники! Но в первые дни все смеялись над его шутками. Было весело.

«Если ему что-то не понравится, он может нанести вред»

— Потом стало хуже, — продолжает Марина. — Он плевался в детей, и учитель стал его отсаживать то на переднюю парту, то на заднюю, то просил детей не обращать внимание. Регулярно мы получали жалобы на одного и того же ребёнка.

По словам Надежды, педагог долго пытается приструнить Ивана. Вызывали завуча, устраивали родительские собрания, пытались разбираться. Детей оставляли после уроков и после каждого случая опрашивали.

— Первый значимый случай произошёл с девочкой. У неё частичный паралич руки, ДЦП (небольшое). Она не может писать, если не ошибаюсь, правой рукой. Он ударил её книгой по голове, так как сидел сзади неё. Мама девочки была очень возмущена. Но на это не обратили много внимание (ну, мало ли, книгой по голове). Через несколько месяцев он пнул девочку на уроке английского языка в живот. При учителе и при всём классе.

— Он подругу мою пнул! — кивает Саша. — Если ему что-то не понравится, он может нанести вред. Вот Егора душил только из-за того… — девочка на пару секунд замолкает, — сейчас вспомню…

«Она говорила: ну, потерпите»

Последний случай, когда Иван попытался задушить одноклассника, заставил его родителей забрать ребёнка на домашнее обучение. Это произошло в начале февраля 2021 года. Саша, очевидец инцидента, описывает его так:

— Иван кидал в Егора стаканчик. Когда Егору это надоело, он отбил их. Иван резко накинулся со спины, повалил и начал душить. Я сама видела. Да и весь остальной класс. И камера. Потом мама Ивана заявила, что это мы его обижаем. Когда он начал душить, мы пытались его оттаскивать: мальчики пинали и толкали Ивана.

— Прибегали ещё несколько старшеклассников, — добавляет Марина, — до такой степени была сильная хватка, что не смогли разнять взрослый человек (учитель!), два восьмиклассника и мальчишки из класса. Пока разняли, ребёнок под ним уже успел посинеть. Страшный случай.

Мама пострадавшего мальчика Анна решительно настроена на то, чтобы случай не был спущен хулигану с рук:

— Мы обратились в полицию и сейчас ждём решения. Пока никаких результатов нет. И, я думаю, за ними придётся обращаться уже через другие инстанции.

По словам Ольги, мама Ивана не связывалась с ними после этого происшествия лично: не было ни попытки оправданий, ни извинений. На вопрос о том, понимает ли мама хулигана, что её сын представляет угрозу для своих одноклассников, Анна лишь пожимает плечами:

— Мы не знаем… просто не знаем. От неё я слышала только то, что Ивану необходимо социализироваться. Она всё время, пока приходила на родительские собрания, когда ещё с нами общалась, говорила: «Ну, потерпите. Скоро всё должно измениться», а когда наступит это «скоро» никто не знает.

Перевод в спецучреждение: «…будем ждать, когда он придушит кого-нибудь?»

— Вот сейчас его (Ивана) забрали на заочное — немножко ситуация остыла. Она его вернёт в школу — всё опять будет накаляться, — качает головой Анна. — Хорошо, конечно, что он дожил до возраста, когда его можно рассматривать в специальную школу, но для того, чтобы попасть в эту специальную школу, существует куча всевозможных требований. А Валентина прекрасно знает систему, поскольку много лет бьётся с этой проблемой. И она сделает всё, чтобы основания для помещения в спецучреждение отсутствовали. Тут замкнутый круг: они официально по прописке прикреплены к этой школе и идут в эту школу — всё, здравствуйте, называется! Сейчас такое законодательство стало, у нас теперь инклюзивное образование. Теперь все должны с детьми разных физических, психических отклонений пытаться вместе учиться. Конечно, я не говорю, что это плохо, но всё же должны быть какие-то нормы, которые позволяют делать исключения и принимать меры. Пока по закону мы должны просто терпеть.

Ранее другие родители подтверждали, что по правилам образования школа Ивана исключить не может. Мальчика проверяли на вменяемость, но выявить ничего не удалось. Да, на него написано несколько заявлений, и он поставлен на учёт в детскую комнату милиции, но оснований для исключения у школы нет. Он просто гиперактивен и не более того.

— Сейчас посмотрим, какой полиция ответ даст. Я там уже сказала, что всё, ребят, время рассматривать вопрос о помещении ребёнка в специальное учреждение, — говорит Анна и тут же вздыхает, — но я не думаю, что сейчас полиция будет этим заниматься. У них есть ребята и с более серьёзными правонарушениями. Поэтому пока живём до следующего случая, вот тогда нужно будет настаивать. Но я в любом случае не буду оставлять всё это без реакции. Буду через прокуратуру сейчас обращаться в полицию и шевелить их. Хотя неизвестно, конечно, какое решение примут по заявлению.

Голос Анны становится тише:

— К сожалению, получается, что даже в отделе по делам несовершеннолетних никакой помощи получить невозможно. Абсолютно никакой… Случаи просто фиксируют и складывают. Мол, да, вот будет ему 14, и он сядет. Сядет, но не сейчас. Нет, они с ним разговаривают и с мамой разговаривают. Мама приходит туда, плачет. По-моему, начальник отдела (когда я писала заявление), говорил: «Ну что вы хотите? Она делает всё что может. Она так плачет…». А у меня вопрос: почему мы то должны терпеть всё это? Наши дети терпилы? А мы все будем ждать, когда он придушит кого-то?

После недолгого молчания Анна продолжает: 

— Я и сотрудников ПДН (подразделения по делам несовершеннолетних) понимаю. У них руки связаны. Ребёнок не достиг возраста уголовной ответственности. Они периодически мелкими штрафами им досаждают, а какой смысл? Ну, заплатила она эту тысячу рублей, отряхнулась и дальше пошла. Вообще информацией о штрафах мы не обладаем, но будет запрашивать.

Представив себя на месте матери сына с гиперактивностью, Анна, ни секунды не колеблясь, отвечает:

— Несомненно, я бы тоже защищала своего ребёнка, — и тут же запинается, — но… социализировать ребёнка с неадекватной реакцией за счёт здоровья других детей… перебор. Я думаю, что на месте Валентины (мамы Ивана) реагировала бы по-другому, более… серьёзно. И ведь Иван же не специально. Он просто не соображает, когда остановиться надо. У него ещё нет этих навыков. Вот он схватил сзади за шею и начал душить. А если бы это было где-то в туалете, а он бы не догадался остановиться через определённое время? Вот это страшно. Он просто не умеет останавливаться, не знает, как, а с каждым годом становится сильнее. Неизвестно, что будет дальше. Переводить ребёнка в спецучреждение, как я говорила, мама Ивана не планирует.

Другая сторона монеты

— Я знаю, что существуют школы, где педагоги проходят повышение квалификации раз в два-три месяца, — объясняет мама Ивана. — Они разбирают разные ситуации. В этом плане из всего того, что у нас было, наверно лучше всех *** школа. У них есть индивидуальный подход к ребёнку и постоянное обучение педагогов. Мы не смогли остаться, потому что там всё-таки гуманитарный уклон, а у Ивана достаточно высокие интеллектуальные способности. Он быстро всё понимает, ему становится неинтересно. Нам там предлагали перепрыгнуть через класс, но я сына и так очень рано отправила в школу. И к тому же, в предлагаемом классе было два человека. То есть, если хотя бы один ребёнок заболел, один пришёл, Иван мог бы сорвать урок. Ему важно в коллективе быть. Не смогли там остаться. Но с точки зрения человеческого отношения, там огромная поддержка была меня как родителя.

Мама Ивана Валентина совсем не пытается скрыть причину смены школ:

— Да, были нарушения поведения.

Кроме того, Валентина уверяет, что и вариант с переводом в частную школу она тоже разбирала:

— Конечно мы думали над переводом в частную школу, но многие частные школы — это полный день, а полный день мы не можем выдержать в принципе с учётом кружков и всего на свете. Ну и когда ты платишь за это деньги, а не можешь работать… зачем залазить в кредиты, как я один год сделала? — голос на секунду замолкает, — ещё не до конца расхлебала… Не стоит этого делать!

За нынешний класс семья решила держаться до конца:

— Нас хотели перевести, но ничего не получилось. Мы уже поменяли три школы и нет смысла продолжать.

Валентина тепло отзывается о ребятах из класса сына. Говорит, что все дети хорошие и с их стороны не было никаких серьёзных выступлений против Ивана. Некоторые даже сходились с ним ближе и начинали дружить. Весь основной негатив же исходил именно от родителей:

— Дети, они и есть дети. А травля была больше меня родителями. В какой-то момент даже зубы пришлось показывать. Я в комиссию по делам несовершеннолетних в прокуратуру писала. Меня удаляли из всех чатов, со мной не общались, вызывали на собрания, чтобы всё высказать у кого что накипело. Я стала разбираться в законах после этого. Они не имеют права такое делать на собрании.

После этого Валентина вспоминает случай, когда на неё по телефону накричала мама одной из одноклассниц Ивана. Оказалось, мальчик пинал на уроке её стул:

— Мы в детстве, помню, тряпками кидались. Да, это плохо, но ведь не настолько, чтобы звонить мне и так грубо срывать свою злость. Сейчас на такие проделки очень неадекватно реагируют. 

Мама Ивана с грустной усмешкой отмечает и то, что при пересказе историй, связанных с её сыном, люди часто сгущают краски:

— Взять хотя бы тот случай с пистолетом. Говорили, он детей чуть ли не расстреливает. На самом деле, ему подростки просто игрушечный пистолет дали в туалете, разрешили пострелять. Нечаянно мальчику в ногу попали. Про это вышла ужасно предвзятая статья, задевшая помимо нас ещё и репутацию школы.

Хотя перед сыном Валентина никогда не умаляет его проступки и не скрывает от него ответственности:

— Ничего страшного, что его поставили на учёт. Он всё равно должен знать правила. Со слов родителя он не будет это воспринимать со всей серьёзностью, поэтому ему следует объяснить последствия до самого конца. Родительских прав нас всё равно не лишат. Штрафы будут. С ребёнком начнётся профилактическая беседа.

Валентина вспоминает и про школьных социальных педагогов, доказывая, что они не вполне выполняют свои обязанности:

 — Даже на суде её (социального педагога) судья спросил, какие мероприятия вы проводите с детьми? Ответ: «Ну как? Маме сказали и в комиссию по делам несовершеннолетних написали». А нужно даже не индивидуально с ребёнком, а чтобы психолог работал со всем классом. Я выбивала эту тему два года. А, когда наконец-то всё выбилось, один раз меня даже не предупредили, что весь класс туда едет. Ну, а два других раза, ребёнок просто не смог пойти со всем классом, потому что это было не в школе и надо было ехать в специальное место. Родители там были, которые сына терпеть не могут. И в итоге результатов этой работы не было.

«Сейчас система не умеет переваривать подобные случаи»

В такой ситуации страдают обе стороны конфликта. И независимо друг от друга они находят одну причину ситуации, в которой оказались лишь заложниками. «Это несовершенная система образования, — в один голос говорят и обвинители, и ответчики, — такое встречается повсеместно».

— Мы словно беспомощны, — делится Анна. — Система не помогает обычным детям нормально учиться, чувствовать себя в безопасности и так далее. Сейчас система не умеет переваривать подобные случаи абсолютно.

О том же вздыхает и мама Ивана:

— У меня есть психологическое образование и сейчас ко мне пришла взрослая семейная пара. У них полная семья, всё нормально, двое больших детей, а один ребёнок вот такой (гиперактивный). И они не знают, куда бежать. Их точно так же травят другие родители и из чатов удаляют, гадости пишут, названивают. Поэтому здесь столько неоднозначного… Но школьных педагогов не научили работать с такими детьми, а их становится больше. Это проблема не одной школы, а в принципе проблема. Даже участковая по делам несовершеннолетних говорит, что таких детей очень много, но у них всё в порядке с интеллектуальными способностями и есть шанс, что всё это израстётся до 18 лет.

Большинство школ и учителей не подготовлены к новым поколениям, уверяет Валентина:

— Учителей жаль. Им нужно управляться с такими детьми, а они не умеют. Наших педагогов никто не обучает, как себя вести в подобной ситуации и что делать с такими детьми. Вот я директору сказала: «Вам, можно сказать, повезло, что Иван пришёл. Через года три-четыре новые дети придут в первый класс. Я видела таких детей, у них рот не закрывается! Они не просто не могут сидеть, а они ещё и все время разговаривают. И у вас будет таких пять-семь детей в классе».

Возвращаясь к последнему случаю с Иваном и Егором, Валентина делает акцент на том, что педагог не смог вовремя и правильно среагировать на проделку сына, чтобы предотвратить драку. Она вспоминает и другой случай: 

— У наших учителей советская подготовка, всё в приказном порядке. Но для современных детей это не подходит. Вот, например у нас была ситуация: мы написали с Иваном список того, что можно брать в школу — книгу. Я принесла книгу про Китай, и он попросил взять её с собой в школу. Тем более у них там окружающий мир, страны проходили. А он на русском открыл книгу и начал читать вслух. Ему очень интересно было. Учительница сказала, убрать, но он продолжил читать. Она позвала социального педагога. Они начали вместе вдвоём забирать эту книгу. Поскольку книга дорогая, он в неё вцепился. Знает, что от меня получит. Я с педагогами позже разбирала эту ситуацию и спрашивала: как вы могли поступить, чтобы избежать конфликта? Они: никак! А я: надо было проявить интерес и сказать ребёнку, что у нас на следующем уроке окружающий мир. Мы тебе 5 минут выделим, и ты всем прочитаешь, а пока пусть книга полежит на моём столе. С такими детьми работает формат «договоримся».

Пока не ясно, чем обернётся ситуация с конкретно этим ребенком, и действительно ли дело в недостаточной квалификации учителей и школьных психологов.

Алина Голубкина

Фото автора

Все имена в публикации изменены