Антон Веселов: «Наша задача — совместить зеркало с лучом»

Журналист и телеведущий Антон Веселов об уходе из журналистики, ораторском мастерстве и задачах людей-коммуникаторов.

«Очень важно  —  иногда забыв и про себя, и про остальное,  —  приближать что-то незнакомое, открывать скрытое, оформлять неказистое, давать возможность широким слоям атмосферы увидеть солнце».

—  За исключением того, что у вас есть ваша авторская колонка на сайте «Континент Сибирь», можно ли сказать, что вы ушли из профессии журналиста?

—  Нет, я много куда пишу, снимаю; в прошлом году у меня была своя программа на «Юнитон». В этом году я работаю с «Континентом», куда пришёл в 99-ом году, и с тех пор все эти годы работаю там, пусть и с небольшими перерывами. Плюс я пишу на «Сиб.фм», писал в «АиФ». Пишу в любую прессу, которая принимает мои тексты.

—  Из журналистики массово уходят. Как вы думаете, куда и почему?

—  Люди уходят. Это факт. Это связано с тремя вещами.

Первое. В журналистике, особенно на нашем уровне, т.е. региональном,  —  практически нет денег. Заработать не получится, даже если ты руководитель СМИ. Можно заработать какой-то минимум, но если хочется больших денег, то достичь этого не получится. У отраслевого СМИ  —  может быть, но не у обычного общественного.

Второе. Специфическая аудитория. Не знаю, мы ли её такой воспитали. Но практически во всех СМИ, где мне приходилось работать, крепнет вот это сомнение в культурной информации и сомнение в чистой деловой журналистике. Многие говорят, что если мы пишем о культуре, допустим, даже только в электронных СМИ, то у нас сразу падает рейтинг. На эти материалы люди не ходят. Значит, такие материалы не нужны. Мы не хотим терять рейтинг.

—  А что приобретает рейтинг?

—  Да всякий мусор. Я на телевидении семь лет практически, и половину этого срока мы подводили итоги, такие или сякие… Два или три года делали это с компанией «Яндекс». Анализировали самые популярные запросы за неделю. С каждым месяцем падал мой уровень погружения в контент, популярный в Новосибирской области. Мне приходилось спрашивать: а кто все эти люди, о которых все эти тысячи новосибирцев ищут информацию? И даже в редакции никто не мог ответить.

—  И кто эти люди?

—  Герои телешоу, ситкомов, популярные артисты. Я не смотрю развлекательное телевидение. Не потому, что принцип такой, а просто не могу представить, когда и ради чего это можно делать. В новостях тоже есть свои пробелы. Мне кажется, что деловая журналистика, журналистика раздела общества, культуры  —  это, по большому счёту, литература. Она должна приносить удовольствие. И когда я читал какие-то хорошие деловые журналы из Москвы или Екатеринбурга (деловой направленности), и видел там большие материалы о предпринимателях и компаниях, которые мне неизвестны, то читал их, как отдельный рассказ или повесть, ведь тексты так хороши. Сейчас таких материалов в региональной журналистике мало. Нет профессионалов, а если и есть, то им мало платят, они не готовы работать впустую. А отчасти просто нет спроса.

—  И третье?

—  Собственная слабость. Тебе же хочется славы и успеха, чтобы твой материал восприняли. Я об этом много думал, когда был руководителем «Большого города», был такой журнал. У нас здесь был филиал  —  это был федеральный, большой проект.

Я представил себе процесс. Вот я, как руководитель редакции, собираю продажников, дизайнеров, журналистов, мы садимся за стол, я им рассказываю идею очередного номера, мы все начинаем работать. Потом мы рисуем инфографику. Постепенно собираем номер, всё красиво, отправляем в редакцию в Москву, нам высказывают замечания, мы исправляем, потом посылаем готовую вёрстку, потом её дорабатывают в Москве, оттуда в Финляндию, там матерятся, оттуда опять в Москву, в Москве матерятся, а оттуда обратно в Финляндию, потом в Финляндии печатают, везут в Москву, оттуда в Новосибирск, потом развозят по разным точкам.

А после этого какая-нибудь красивая девушка приходит в кафе, достаёт журнал, листает три страницы и выбрасывает.

И в тоже время, например, есть Фейсбук. И если аудиторию проанализировать, то она будет более качественной, а во-вторых, там аудитория просто больше, чем тираж моего «Большого города». Я уже не говорю о нынешних тиражах. «Большой город» закрыли в 2009 году, там тираж был 10 000. А сейчас многие деловые СМИ публикуют номера тиражом в 4-5 тысяч экземпляров. Это меньше, чем у меня читателей на Фейсбуке, и я многих этих читателей знаю. Это мои друзья со всего мира. Они посмотрят и отреагируют. Я уверен в их внимании.

—  Сейчас происходит активная трансформация.

—  Да. Я вижу, как совсем юное поколение воспринимает информацию через, например, Ютьюб.

Если информация не озвучена и не анимирована, то её как бы и нет. Никто из тринадцатилетних не будет читать газету. Те люди, которым сейчас 18-20,  —  они тоже уже не воспринимают какие-то большие полотна текста. Даже им трудно воспринять чисто текстовую информацию. Это должны быть какие-то подкасты, например.

—  То есть избежать мышления посредством клипов невозможно. А через двадцать лет журналистский контент в современном понимании увянет окончательно?

—  Нет, он просто будет очень нишевым. Он уже таков. Есть люди, которые внимательно читают книги, тексты. Книги-то читают сейчас хорошо, жанры только стали другими. Но чтобы кто-нибудь мне похвастался регулярным чтением газет… не припоминаю. Даже из моего поколения это уже ушло. Сейчас всё читают в сети.

—  А что там с книжными жанрами за изменения?

—  Изменились жанры. Вот эта героико-приключенческая литература, которая детей моего поколения заводила… сейчас уже не ложится. А связана была вся эта литература с преодолением, испытанием себя, это были тяжёлые, в общем-то, тексты.

—  С инициацией?

—  Нужно было сначала всё потерять, а потом что-то найти. Но сначала надо было в любом случае опуститься ниже нуля. Сейчас такие книги у детей, как я вижу, популярностью не пользуются.

Там есть мятущийся главный герой, который волшебный образом получает всё необходимое из того, что ему положено по статусу. Работы получается меньше. Сами молодые люди как будто меньше настроены на тяжёлые испытания. Может, это и хорошо; может, им всё удаётся.

—  Тенденция на инфантилизм.

—  Конечно. Мы в этом следуем за европейцами, которые стали на десятилетие позже вступать в брак, на десятилетие позже находить постоянную работу. У нас пока этого нет, у нас пока денег поменьше.

В перестройку многие находили какую-то работу уже в 13-14 лет. Сейчас процент работающей молодёжи резко снизился. Пятнадцать лет назад было незазорно найти себе какую-то неквалифицированную работу; сейчас тенденция такая: сразу попытаться начать зарабатывать большие деньги и пытаться решать какие-то большие задачи.

И это как-то и не смешно. Во многих случаях действительно срабатывает.

—  Вы ведёте авторский курс ораторского искусства. Расскажите про него.

—  Сейчас не веду, пока просто времени нет. Но в прошлом году вёл. Я начал его вести потому что много людей, приходящих ко мне на эфиры, просили меня их подготовить. Это были бизнесмены или люди из власти. Им было тяжело общаться на камеру и отвечать на вопросы.

Часто такое случается, когда человек много лет руководит. Он привыкает к авторитаризму.

Для того, чтобы речь звучала удобоваримо, даже уютно, нужны некоторые навыки. И вот эти навыки я предложил и выпустил несколько групп.

—  Какие навыки самые ключевые?

—  Их много. Есть физические: тембр голоса, построение; ведение голоса не из связок, а из всего звуковода, которым является наше тело. Важны и идеологические вещи: манера говорения, картинки, которые ты создаешь во время беседы и прочее.

И третье  —  самое сложное!  —  это работа с отказом. Этому почему-то нигде не учат, и получается, что все живут в каком-то идеалистическом мире. И журналисты, и ответчики. Хорошие журналисты качественно готовятся и задают вопросы, спикеры тоже качественно готовятся, и во время беседы сосредоточены на своём материале. В итоге нет шага влево, шага вправо, и у читателя появляются сомнения  —  а эти двое действительно встречались? Это не высосано из пальца?

В таких беседах очень часто нет энергии. А всё потому, что люди не привыкли друг друга внимательно слушать. Для того, чтобы вытащить деловую информацию из предпринимателя, нет особой нужды с ним встречаться, можно всё найти в документах. Но попробуй позадавать ему простые вопросы (это для многих представителей прессы кажется делом ниже их достоинства)  —  простые вопросы!  —  и внимательно слушай ответ. А потом, по ходу ответа, ты начинаешь в них копаться, и вдруг понимаешь, что у тебя появляются поводы для тысяч новых вопросов, которые другим интервьюерам и в голову не приходили. Ты начинаешь озадачивать своего спикера, а он хоть и раздражается, но начинает тебя уважать. Если это эфир, то к этому ещё и подключается зритель, который вдруг понимает, что всё то, что происходит  —  интересно!

Я всё ещё не сказал про отказ. Вот, допустим, проходят какие-то общественные слушания. На таких слушаниях по делу практически не говорят. Аудитория задаёт любой вопрос, который может даже косвенно не иметь отношения к теме: про пенсии, про уборку территорий, про выборы, про что угодно. Могут быть обвинения в чём угодно. К этому нужно быть готовым. Нужно любую агрессию переложить в свой положительный момент. Отработать это как в айкидо  —  переложить энергию нападения в энергию отражения, и при этом самому не напрячься. Чтобы в любом случае остаться в выигрыше.

— Через всю вашу карьеру проходит организаторская деятельность. Можно сказать, что это главное, чем вы занимаетесь  —  вы куда-то приходите и что-то упорядочиваете. Как вы в себе это рассмотрели и развили?

—  Наверное, всё было понятно в юности. Когда в компании детей всё время родители спрашивают с кого-то одного, то это и есть тот самый организатор. С меня достаточно спрашивали за моих друзей: как учатся, когда и в каком состоянии придут домой. Так и пошло. Например, походы в кино. Одно дело  —  пойти на мейнстрим, а другое  —  повести людей на ранние фильмы Вима Вендерса двадцать пять лет назад. И рассказать, кто это такой, и почему его стоит посмотреть.

Людей приходится всё время в чём-то убеждать. Им кажется, что это лишняя информация, но если им правильно «продать» эту тему, то они пойдут за тобой и получат новые горизонты.

Вот люди учатся делать шелкографику. Я сам недавно только научился. Мы делаем это вместе  —  мы не художники. Или я приношу гитару, и мы поём песни. Люди чувствуют, что у них это получается. Если бы они пробовали это в одиночку, без поводыря, которому и не обязательно быть художником или музыкантом, то так бы не получилось.

Ведь мы же коммуникаторы. Я имею в виду нас, журналистов.

Наша задача  —  совместить зеркало с лучом. Некая система зеркал. Точнее, потребителя с лучом. Эта система зеркал позволяет лучу упасть куда угодно  —  на землю или на какое-то устройство, которое будет вырабатывать электричество. Но без этой системы ничего не получится. Луч будет всё время уходить не туда, и всё будет впустую  —  и солнце впустую, и земля, и механизм остановится.

Очень важно  —  иногда забыв и про себя, и про остальное,  —  приближать что-то незнакомое, открывать скрытое, оформлять неказистое, давать возможность широким слоям атмосферы увидеть солнце.

—  Профессия журналиста считается условно творческой. Но все говорят об этом по-разному. Где этот творческий элемент? В чём он себя проявляет?

—  Тут есть определённые допуски. В «Ведомостях» делают так: в интервью задают короткий и чёткий вопрос, а потом дают ровную расшифровку. Это хорошо с точки зрения передачи информации, но вот лично мне как-то скучновато. В этом есть плюс, я уважаю «Ведомости», но скучно.

Мне нравится, когда литература чередуется фактом, когда в тексте есть элемент авторской колонки. Когда не целиком прямая речь, когда есть рассуждения и перекрёстные мотивы, которые связывают одно человека с другим. Когда есть вот такая настроенная сеть  —  я в неё всегда попадаюсь и мне она хорошо запоминается. К счастью, людей, которые пишут от литературы, много. Тут важно, конечно, не уйти в отчаянное словоблудство.

Если одновременно чувствовать себя и творцом, и служителем культа  —  культа знаний, культуры, науки, но при этом всё-таки чуть-чуть литератором, то будет обеспечена не только аудитория, но и уважение тех людей, которые для тебя являются источником света. Ты не станешь учёным, музыкантом или писателем (хотя тоже, вроде, словами занимаешься), но и они уже без тебя так не смогут, ты для них будешь не просто механизм, а возможность существовать с максимальном КПД.

—  Значит ли это, что у журналиста всё-таки есть какое-то призвание или миссия (в высоком смысле)? Многие сейчас относятся к этому со скепсисом.

—  Я думаю, есть. Мне очень приятно, когда я вижу на каких-то ресурсах больших артистов или предпринимателей свои материалы о них, а сам я про эти материалы давно забыл. Но этим людям они по какой-то причине показались важными. И они на своих сайтах их выложили. А о популярных людях пишут многое. Всего на сайте не выложишь. Значит, если ты процитирован где-то, то твоё изложение, твои мысли показались другим максимально правильными.

И миссия есть. Есть авторы  —  в науке, в культуре, и так далее,  —  но не они популяризуют. Это работа коммуникаторов, тех людей, которые находятся между обществом и источником. Если мир кажется недостаточном хорошим, то отчасти это и вина коммуникаторов. И если мир кажется где-то совершенным, то это тоже не только завоевание инженеров или писателей.

Мы держим конструкцию.

Беседовал Егор Беляев