Юлия Погодаева: «Безразличие — это не наш конёк, нельзя журналисту быть безразличным»

Юлия Погодаева, ведущая и репортер на Илимском Региональном телевидении, рассказала нам о том, как живет и выживает телевидение в провинции.

— Как ты попала в журналистику? Насколько я знаю это получилось случайно?

— В журналистику я попала, когда начала работать на радио в Братске. Тогда на Илимское Региональное телевидение (ИРТ) шел набор и мне посоветовали попробовать. Я попробовала, хотя была не уверенна в том, что попаду. Вот как-то так я оказалась в журналистике.

— Ты сейчас работаешь на ИРТ. Какая у вас аудитория?

— Нас в основном смотрят люди среднего и пожилого возраста — 30, 35 лет и так далее, молодежь в основном в социальных сетях обитает.

— Сейчас журналисты говорят, что радио, телевидение и газеты вымирают, что вы делаете, чтобы удержаться на плаву и привлечь аудиторию?

— Наша цель не привлекать новую аудиторию, а удержать ту, что есть. Мы же не одни на рынке СМИ. Мне кажется, моей компании намного раньше нужно было заводить социальные сети, выходить на молодежную аудиторию. Сейчас просто стараешься, делаешь, пытаешься охватывать какие-то молодежные сообщества, узнавать о том, чем они интересуются. Мы снимаем об этом, а не только темы про администрацию и Думу. Все завит от тебя самого, если ты хочешь цеплять эту аудиторию, то ты будешь ее цеплять.

— У вас небольшая команда, всего девять человек, как вы справляетесь с объемом работы, достаточно ли этого для освещения событий в маленьком городе?

— С текучкой наш коллектив справляется очень хорошо, этого достаточно. Нагрузка не прям бешеная, здесь все размеренно. Бывает порой, что приходиться «заимствовать» тему у коллег. Когда не набирается новостей в определенный хронометраж, приходиться звонить на другие каналы и говорить: «Ребята выручайте, дайте какую-нибудь тему или сюжет, который будет интересен и нашему зрителю». Всегда есть заделы, так называемые консервы, которые не привязаны ни к теме, ни к дате, ни к событию. Когда нет абсолютно ничего, ты можешь взять этот материал поставить. Ну не бывает такого, что ну совсем ничего в эфир пустить, потому что журналист — это человек, который должен хотя бы что-то найти.

— На сайте ИРТ я увидела негласный лозунг: мы четвертная власть, мы призваны помогать людям, как ты считаешь это возможно в Усть-Илимске?

— Наша телекомпания работает как рычаг управления, разумеется. Любое СМИ, я считаю — это рычаг управления вниманием общественности, в любом случае. Но важно еще и то, как зритель готов информацию трактовать. Есть определённая тема, и то как ты её подашь, и то как человек её поймёт. Ну а как ты сама то думаешь СМИ влияний на что-то в нашей стране?

— Я думаю влияет, но бывает, что запрещают и не пропускают какие-то материалы. Даже не то, чтобы кто-то запретил, а просто главные редактора сами боятся.

— Это скорее предостережение или главный редактор выжидает того, когда это будет интересно, либо действительно есть какой-то ступор сверху. Это часть работы, с которой приходится каждому репортеру бороться. В этом тоже заключается наша работа, отстаивать свой материал до победного. Приходится подгонять сюжеты под все эти рамки, чтобы они прошли 250 проверок, главного редактора, редактора, в конце концов директора и ещё кого-нибудь, на выходе, конечно, сюжет может получиться далеко не таким, каким ты хотел его сделать.

— В Усть-Илимск 80 тысяч человек и все друг друга знают, даже через знакомых. Я вчера посмотрела новости и на второй минуте увидела маму моей бывшей одноклассницы. Это мешает или наоборот помогает работать?

— В какой-то степени помогает и мешает одновременно, все зависит от людей. Я стараюсь на это не обращать внимание, потому что у тебя есть задание от редактора, и я обязана его выполнить. Бывают моменты, когда где-то с кем-то общался, с кем-то не очень хорошо, в жизни до журналистики — это может сказаться на твоей работе.

— Бывало такое, что из-за негативных личных отношений тебе не давали интервью?

— Нет, в моей практике такого не было. У меня был один неприятный случай. Я тогда работала может быть год от силы, мы приехали снимать общежитие №16, потому что управляющая компания отказалась от этого дома из-за большого долга у жильцов по коммуналке. Там произошёл мусорный коллапс. У нас был цикл сюжетов, потому что мы следили, как развивается эта ситуация. Во-втором репортаже мы снимали собрание жильцов, на которое приехал депутат городской думы. Мы все это снимаем, тут выходит девушка и начинает грубить нам. Говорит нашей съемочной группе: «Вас сюда вообще не звали, идите отсюда, что вы тут снимаете!» Я промолчала раз, промолчала два, а потом не выдержала. И у нас какая-то стычка произошла, неприятная словесная перепалка. Я была в такой ситуации в первый раз. Потом мне сказали, что в таких случаях просто достаёшь корочку и говоришь, что если будешь мешать моей деятельности, то я просто вызову полицию. Я живу недалеко от этого дома, и хожу в магазин мимо него. И так выходит, что я с этой девочкой встречаюсь очень часто. Она все время на меня так неприятно смотрит, хотя уже прошло года четыре. Но не было такого, чтобы мне отказали в интервью. В открытую у нас не говорят нет, все ещё побаиваются телевидения.

— Скажи, пожалуйста, у тебя в практике был случай, когда твой сюжет что-то изменил в жизни людей?

— К этому и надо стремиться на самом деле. Таких сюжетов было, наверное, минимум десяток за мою практику. Все сейчас и не вспомню. Но когда ты понимаешь, что написала сюжет, и дело сдвинулось с мёртвой точки — это такой кайф. Ты понимаешь, что ты к этому приложил усилия. Безразличие — это не наш конёк, нельзя журналисту быть безразличным.

Я занимаюсь коммуналкой. Прошлым летом в городе был сильный дождь, здесь все затопил ливень. В доме на ул. Мечтателей женщина жила на пятом этаже, она платит за коммунальные услуги, за ремонт и содержание жилья, долгов у нее не было. Её топило несколько дней подряд, а крышу сделать не могли, потому что у других жильцов были долги, и они не могли собрать совет дома. Так вышло, что этот сюжет взяли Иркутские коллеги, это новость быстро разлетелась по всем СМИ. Женщина, потом мне говорила, что дело сдвинулось с мертвой точки. Когда ты пишешь сюжет, проникаешься этой проблемой, потом звонишь своему респонденту, говоришь: «Ну что, там? Как у вас там дела?» А они говорят: «Ну, вот ничего не происходит или наоборот, что-то происходит. Начали нам помогать». На самом деле это приятно.

— На тебя или на твоих коллег оказывали давление, ну, например, вышестоящие органы или наоборот друзья, какие-то знакомые, говорили: «нет, лучше этого не выпускать» или наоборот?

— Нет, здесь такого нет. По крайней мере, на нас, простых респондентов влияния нет и не было. По крайней мере, я не сталкивалась. Если только со стороны главного редактора. Но это только: «Давай подождём». Я думаю, что в больших городах это довольно распространённая практика.

— На самом деле для меня это удивительно. Потому что мне казалось, что чем меньше город, тем сильнее влияние вышестоящих органов власти. Да и еще ты не куда уже не сможешь уйти, ведь некуда деваться. Они один раз сказали, второй и люди ломаются под этим давлением. Но ты говоришь, наоборот – в городе боятся СМИ. И для меня это вообще удивительно. Наверно даже плюс маленьких городов?

— Наверно, да. Здесь очень тихо, за счёт того, здесь друг друга знают, через кого-то, когда-то общался с друг другом. Возможно, поэтому нет явного, открытого давления на прессу.

— Вот ты уже говорила, что ты работала на Иркутском телевидении. Расскажи, тебе не понравилось там, и ты вернулась сюда? Что произошло?

— Это была бешенная история. Два месяца из моей жизни просто выпали. Мой переход на «Аист» был связан с личной жизнью, с личным ростом моего молодого человека, на тот момент. Он предложил: «Давай переезжать, давай пробовать!» Мы съездили на разведку, я сходила на телеканал. Там мне сказали: «Всё приезжай — всё круто! Нам нужны такие инициативные, интересные». Я помню, как уходила с ИРТ со слезами: «Куда я пойду, моя любимая компания. Она мне столько дала!?» Я вообще очень благодарна своему руководству, потому что как бы ты не злился, что тебе не доплачивают или ещё что-то, ты должен быть благодарен тем людям, которые тебя взяли не раз, а дважды, когда ты вернулся, как побитая собака. Работа на самом деле в Иркутске очень интересная и интенсивная. Основную структуру работы в СМИ я понимаю, но, когда большой объём, просто не вывозишь. Я вообще не понимала, что происходит, настолько мне было тяжело там. Во-вторых, очень много зависит от коллектива. Меня там приняли неправильно. В мой адрес летели такие высказывания: «Ну, ты же работала на телеке, что ты не можешь с этим справиться?» Сравнивать 60-80 тысяч населения с населением вашего города и темами просто смешно. Здесь ты привыкаешь к одному ритму жизни — это зона комфорта. Туда приезжаешь в бешенный нон-стоп. Два месяца меня держал журналистский интерес. Но когда тебе постоянно говорят, что ты все делаешь неправильно и у тебя нет рядом никого, кто может тебя поддержать, ты понимаешь, что ломаешься. Я поняла, оно того не стоит и вернулась.

— Получается, что журналисты, которые работают на областном телевидение, пренебрежительно относятся к местным СМИ?

— Они жестче, чем мы здесь. В провинции люди добрее. Мы в своей зоне мягкой лояльности. Все друг друга знают, стараемся быть толерантными друг к другу. Там люди жестче, циничнее. Я думаю, журналист и должен быть таким. Главный редактор сказал нет — значит нет. Мне кажется, что областники, федералы они намного жестче как люди, и они циничнее.

— Недавняя история, что у нас на выборах победила домохозяйка. Здесь сказали — «Победила Щёкина». Но когда эта новость вышла на федеральный масштаб — её растащили и разорвали на куски. Где она работала? Что она там делала? Я читала, что здесь все радовались, что победил не вор, наконец-то честные выборы. А какие-то новости писали, что её кто-то посадил. Мне мама звонит: «Катя ты знаешь, здесь победила какая-то домохозяйка. Я прочитала тут про неё такое!».

— Это влияние статьи на массы людей. Как подаст журналист информацию. Я вообще не понимаю, что такого, что девушка раньше была домохозяйкой. Любой был раньше домохозяином. Я была домохозяйкой, когда ничем не занималась. Сестра моя была в декрете домохозяйкой. Это нормальное явление. Многие новости, которые идут от провинции, от маленьких периферийных городов, когда их перетягивают федералы, извращаются донельзя. Я понимаю, что они из этого пытаемся сделать сенсацию, что бы это цепляло глаз зрителя. Она сама не ожидала, что победит. Естественно, человек не был готов к такой информационной атаке. Но этот пик прошёл, все поговорили и забыли.

— За что ты любишь свою работу?

— За интерес, наверное. Журналисту интересно все вокруг, и ты сам как человек становишься интереснее и работа тебе интересна, и её ты должен делать интересно. Люблю работу за то, что много кого стала знать. Люблю работу свою за то, что каждый день узнаю, что-то новое. Плюс журналистики. Ты специалист во всех профессиях, начинаешь везде разбираться. Мне кажется, что журналистика дала мне больше, чем школа. Она сделала меня достойным человеком. До журналистики у меня не было определённых ценностей. Но когда ты поработаешь в журналистике, посмотришь людей, которые живут в машинах в минус 30 или которым есть нечего, в голове все меняется.

— Какие самые главные ценности тебе помогла сформировать журналистика.

— Сострадание. Я стала обращать внимание на людей и на их проблемы. Появились оперативность, реагирование, скорость внимания на происшествие. Бывает такие ситуации, что надо очень рано надо вставать и ехать снимать, и ты уже готов к этому. Быть готовым собрался и поехать, не заморачиваться — накрашен ты или нет. Просто идёшь и делаешь.

— У тебя есть профессиональная мечта?

— Ну, конечно я бы хотела на первом канале Екатерину Андрееву подсидеть… Ну, это так, шутка. Я бы хотела снимать самолёты, вертолёты, работать в журналистике, связанной с техникой. Прыгнуть с парашютом и стендап записать, пока на это у меня хватает духа.

—Ты хочешь продолжать работать здесь на ИРТ в Усть-Илимске или

попробовать себя где-нибудь в больших городах?

— Я бы не хотела ехать в большой город. Я уже столкнулась с такой ситуацией, которая меня ранила. Может, я не права, и это проявилась моя слабость. Но я бы не хотела работать с циничными людьми. Я все-таки душевный человек. Для меня главное — человеческие качества. Журналисты становятся жестче. Ты пишешь: «пожары, пожары, погибшие, погибшие». В какой-то момент ты звонишь и спрашиваешь: «Погибшие есть?» Это профессиональная циничность, деформация она все равно присутствует. Или ДТП, на автомате спрашиваешь, есть ли погибшие? И уже не думаешь, кто этот человек, просто сам факт. Это уже сухость человеческая, журналистская.

—Ты любишь Усть-Илимск?

— Да.

— За что?

— Я пожила в разных городах в своё время, но люблю именно свой город. Люблю его за компактность, за людей, за атмосферу, за холода, за красивое, короткое лето и белые ночи. Ты можешь выйти из дома, сесть на автобус и за десять минут добраться до работы. Здесь с детства многих знаешь, тебя много кто знает. Я люблю гостей принимать из других городов. Хотя я понимаю, что у нас здесь в принципе показывать нечего. Здесь у нас нет переизбытка фасфуда и одежды, возможно, эти ограничения делают нас действительно хорошими людьми. Конечно, пик Усть-Илимска был во времена, когда он строился, когда в него ехали люди, и он гремел на всю страну. У каждого есть свой пик популярности. И когда люди уезжают и говорят «фу, я туда никогда не вернусь», мне горестно, ведь именно их бабушки и дедушки построили этот город на берегах Ангары. Такие люди делают образ нашего города не очень хорошим. Если бы ты всегда оставлял после себя хорошие впечатления и совершил хорошее дело в Усть-Илимске, наверное, все было по-другому.

Беседовала Екатерина Филимонова