Андрей Данильсон: «Фотография — это Вечность»
Андрей Петрович Данильсон — бывший фотокорреспондент газет «Честное слово» и «Ведомости областного совета», член Союза журналистов и Союза писателей России,многократный победитель и призёр областных и международных фотоконкурсов: о жизни фотокорреспондента, постижении дзен и философии фотографии.
— Как вы оказались в журналистике?
— Случайно я там оказался. Это были девяностые, год девяносто седьмой, наверное. Я —фотограф. Но так получилось, что из фотографии на какое-то время ушел, чтобы побольше денег заработать, и был охранником, охранял торгашей на барахолке. А у меня был корефан, который устроился в газету. И им срочно нужен был фотокор. А я ни разу не фотокор вообще, я салонный фотограф! Но он сказал мне: «Ну, дай мне своих фоток. У тебя же там полно всяких, «художественных»-то. Покажи что-нибудь». Я что-то набрал, отдал, и меня туда пригласили и сказали: «Давай, попробуем, что из тебя получится». А я повторяю: я не фотокор вообще, ни разу. И пришлось вот осваивать на бегу, на ходу, на скаку… Было жестко поначалу. Я понял, что, с «Зенитом» невозможно фотокорить: это уже не та эпоха, не то время — надо покупать нормальную камеру. И я купил «Pentax». Пятидесятый, по-моему. Какое-то время снимал со встроенной вспышкой, с которой фотокорить было сложно. Но что-то пытался, осваивал, втянулся постепенно потом. Работа везде работа.
— Каким было ваше самое первое фотокорское задание?
— Да, в первой моей газете — «Честном слове». Это было получение каких-то удостоверений в мэрии.Мэр выдавал какие-то удостоверения каким-то людям. Я не помню, кто это вообще были. Вот пришёл туда, с «Зенитом», единственный из всех. Там все такие с «Canon»-ами, с крутыми «пыхами»… Ну и что-то там я снял. Это было плохо. Ну, реально плохо. То есть совсем не фотокорски. Да и камера у меня не фотокорская…
— Но снимки в газету взяли?
— Ну конечно, взяли, куда они денутся-то?
— То есть тогда это так работало?
— Так и сейчас так примерно. Если нет снимков, всё равно возьмут же, понимаешь? Ну, поругаются… И даже плохие возьмут.
— Не уволят, не оштрафуют?
— Уволить могут, если не сделал. А если сделал, и пришел, и принёс, то всё-таки, значит, ты там был и старался. Хоть как-то. Не всегда получается. Не у всех. И все это понимают. Камера же тоже не вечная: бывает, замерзнет, бывает, батарейки вылетят…
— Почему фотография?
— Ну-у, наверное, потому что для меня фотография вообще значит очень многое. Значила, значит… Какой интересный вопрос-то… Фотография — это Вечность. То есть ты тот, кто запечатлевает момент. И самое интересное, что тот момент, который ты запечатлеваешь, он остаётся в Вечности. Не кто-то тебе его подкинул, а именно вот ты пришел, его выбрал, запечатлел и всё, и ты дал — нате, люди, смотрите, мой взгляд на этот мир. Да, пафосно, может, маленько. Но ты такой вершитель будущего, получается. Ты показываешь прошлое, зная, что его будут смотреть, сколько будет эта фотография существовать, правильно? Ты как бы передаешь послание будущим поколениям. Именно свое, не чьё-либо. И это круто, мне кажется. Вообще мало кто может это сделать. Мы волшебники, по большому счету! Ну, сейчас видеооператоры еще появились, которые тоже круты и молодцы. Но фото, мне кажется, всё равно намного лучше, чем то же видео, по сохранности и доступности людям. Фотку легче посмотреть. Поэтому фотография будет долго на первом месте.
— Почему ушли из газеты?
— Потому что ушел в другую газету, меня позвали туда. А из другой газеты, потому что надоело. Честно говорю. Надоело. Я настолько уже освоил это «ремесло»… В любой газете, по-честному, это не творчество, это ремесло.
Сначала ушел в другую газету, потому что там лучше условия были. Это была уже областная газета, не частная, она принадлежала государству. Депутатская, короче: «Ведомости областного совета». Не городских, а областных депутатов. То есть власть нехилая, понимаешь? И ты такой в этой власти: и зарплата хорошая, и знакомства у тебя просто замечательные, и все тебя прям уважают-уважают, куда б ты ни приехал.
— Всё было так здорово, но вы всё равно ушли. И больше не работали в газетах.
— Да, там надоело… Как сказать? Я дошёл до такого состояния, что мне это опротивело. Реально: всё, хватит. Там же тоже своя специфика. Журналистика, она по-своему выматывает. Тебя просто выкручивают. Улыбаясь эдак. «Давай-давай, ты наш, ты красавчик, мы всё оплатим, мы тебя ценим!». Вот и ишачишь пять лет без единого выходного! Вообще.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Без отпуска. Да.
— Вообще ни одного? Ни разу?
— Ну как-то берёшь сам, стараешься урвать, хотя бы на какие-то праздники или вроде того… Ну а на самом деле ты всегда должен. То есть тебе могут в любое время позвонить: «Вперед?» — «Вперед!». Всё. Я пять лет первых вообще не ходил в отпуск.
— Сколько всего вы отработали в газетах?
— Двенадцать лет. В «Честном слове» семь, и пять лет в «Ведомостях областного совета».
— И чем начали заниматься после?
— Я начал писать. Всегда хотел писать, опять же. То есть я много чего «всегда хотел», получается. У меня и выстроилось так, что всё-таки приоритеты какие-то расставились. После фотографии получилось, что я начал писать. А, писать-то что? Писать песни хотел. Ну, и начал песни писать, и получалось даже. И многие эти песни вы даже знаете, но не знаете, что это я написал.
— Журналистика — это про творчество? В том числе, репортажная фотография.
— Ну я сначала, видишь, сказал, что не про творчество. Но, на самом деле, двояко тут можно относиться. То есть пока ты «собачка»: тебе сказали «фас!», и пошел, пока ты не кто-то в этой газете, пока ты не занял какую-то свою нишу, когда тебя уже слушают, ты просто «пёсик» — тебя погнали, и всё. Скорей всего, там творчества и не будет, потому что это достаточно тяжелая, ежедневная работа. И ты не знаешь, куда тебя зашлют и на сколько. Она не подвигает сильно-то к творчеству: нету вот этого момента «посидеть-подумать». А в итоге потом, позже, наверное,оно появляется. Ты уже, приходя на съёмку, можешь подать персонажа или так, или так. Хочешь — он у тебя будет положительный, хочешь — отрицательный, независимо от того, что там журналист написал. Как хочу, так и сделаю. Многие и не заметят даже, наверно. Вот это уже творчество, да.
— Сколько съёмок у вас обычно было?
— В день? От трёх, наверное, до семи. Семь — это уже какие-нибудь выборы, еще что-нибудь подобное, какие-нибудь предпраздничные дни.
— Как не скатиться в рутину при каждодневных, похожих одна на другую, съёмках?
— Просто в голове где-то у тебя включается то, что… Включается? Или включаешь? Не знаю. Ну, получается то, что в голове у тебя запускается нечто: ты пришел на съёмку, значит, должен хотя бы один кадр сделать хорошим. Такой, какой ты будешь считать хорошим. Потому что без этого ты просто выгоришь моментально. Видел я, наверное, десятки фотокоров, которые появлялись, потом исчезали. Пришли с горящими глазками, а потом куда-то исчезли. Они просто выгорали очень быстро. Надо себе ставить какую-то задачу, на интерес, что ли. Я вот себе ставил, чтобы хотя бы один кадр у меня был… Какой-то. Веселый, интересный… Так вот я долго продержался.
— Специфика работы фотокорреспондента? О чём стоит знать тем, кто хочет податься в эту стезю?
— Особенность фотокорства? Волка ноги кормят. Реально, сколько побегаешь, столько поешь потом. Здесь вот по-другому — ну никак. Нельзя, сидя дома, заработать, наработать себе портфолио. Именно фотокорское. Потому что оно требует постоянного движения. Что ещё-то здесь добавить? Что сказать тем, кто туда собрался? Пусть не верят кино или рассказам каким-то тех, кто там побыли один, два года, три. Фотокор — это… Я не знаю, спринтер, снайпер…
— Биатлонист?
— Может быть, даже, да. То есть ты должен прийти к цели, пробежав нехилую дистанцию, попытаться не попасть на штрафной круг и в любом положении отстреляться, причем в «десятку». Тогда красавчик. Ну и бежать дальше, опять же, да.
— Двенадцать лет отработали фотокором, при этом вы писатель. Не возникало желания, когда работали в газетах, самому писать материалы?
— Мне предлагали. Но я считаю себя истинным фотокором, настоящим таким… Я рыцарь фотокорства. Ну, то есть, у меня есть доспехи, меч… И нет, я не тот, кто идёт сзади и песни слагает… Я не Лютик, короче! (смеётся) Это лютики, которые и там, и сям…
— А вы Ведьмак?
— Не, Ведьмак мне не нравится… Мне предлагали, да, писать. Да ты так больше и зарабатываешь, многие так и поступают. Но я считаю: если ты пошел на съёмку, значит, ты должен выложиться на съёмке, а не сидеть и запоминать, про что там было, чтобы потом написать. Потому что раздвоение — оно всегда раздвоение. Ну, ты будешь писать неплохо. Ты будешь снимать неплохо. Так и будет всё — неплохо. А где шедевры?
— Будь вы снова в том возрасте, в каком пришли в своё время в газету, пошли бы сейчас работать фотокором?
— Наверно, да. Это круто, реально круто. Это вечное путешествие. Ты попадаешь туда, куда обычный человек не попадёт. Ты постоянно в событиях. Такой замес! Ты сегодня где-то на фабрике, где плюшевых мишек делают, а уже завтра с утра в полях кроликов гоняешь, или на острове убегаешь от свиней, которые там живут. Это очень интересно, и я бы пошел ещё раз. Хоть и нудная профессия…. Тебе всё время говорят, что делать. А где не говорят? Везде говорят, если ты работаешь на кого-то.
— А сейчас не возникает желания снова вернуться?
— Нет. Не хочу. Я сейчас сам по себе уже и самодостаточный.Прошёл я этот этап, спасибо всем, всё, до свидания, буду делать что-то другое совершенно.
— Современным фотографам проще, чем, скажем, было вам в начале нулевых?
— Пока на плёнку снимали — однозначно. Потому что современный фотограф что делает? Он пришёл, посмотрел в видоискатель, щёлкнул, получил снимок, посмотрел его на экранчике тут же, увидел: тут переэкспонировано, тут недоэкспонировано, резко – не резко, удачно построил кадр – неудачно. Обычно сейчас в нормальных камерах девяносто восемь процентов готового снимка в видоискатель видно. А раньше это были девяносто четыре процента. И ты не видел кадр-то, пока не проявишь. И ты не знаешь, какая плёнка, сколько она хранилась, где, в каком проявителе ты её проявишь, какой контраст она выдаст, насколько ты чётко попал в экспозицию, какая у тебя бумага будет, чтоб напечатать. Много-много факторов. Это вообще чудеса были. Ты просто вслепую творил. В двухтысячных-то уже снимали на цветную плёнку, обычно не сами проявляли, а в салоне где-нибудь. Там стандартно все, уже легче было. А изначально — ты какой-то такой волшебник-недоучка, пытаешься сам предугадать, что будет. Ну и не всегда это получалось. Весело, но сложно. Сейчас в разы легче. Сравнивать нельзя это совершенно.
— Были у вас фотографии, которые «не пропускала» и «цензурила» редакция? Было обидно?
— Не то, что было обидно, были такие революционные мысли типа: «А почему?! Ну как же так-то? Ну я же привношу что-то своё!». Ну да, бывали перегибы с моей стороны, хотелось что-то «задвинуть»…
— Что это были за фотки?
— Ну-у, сейчас попробую вспомнить, что ж там такого не проходило?.. Какие-нибудь уличные сценки, где люди себя спорно вели. Выпускающему редактору казалось нежелательным такое ставить, чтобы потом не огрести, я так понимаю, за что-то там. Ну и, естественно, где присутствовало обнаженное тело. Вообще не желательно было ставить ни в «Честное слово», ни, тем более, в областную газету.
— А где вы умудрились снять обнажённое тело?
— Я ездил на нудистский пляж, кстати, снимал там.
— Это было задание редакции?
— Это мы договорились с журналистской, что она напишет, а я должен проиллюстрировать. Ну вот, она написала, а я добросовестно поехал в воскресенье или в субботу… Ну мне всё равно было, конечно… Но все отдыхали, а я поехал работать. И я часа три, наверное, провел на этом нудистском пляже. Всё старался кадр какой-то интересный найти. Пока с людьми договоришься, пока то да сё… В итоге я привез какое-то количество. Хорошие кадры, в принципе. А мне редактор сказал: «Ты офигел что ли? Ну и куда мы это поставим? Только на последнюю страницу можем…». Я говорю: «Ну вот, «классно»… Но надо ж иллюстрировать-то как-то». В итоге один поставили всё равно,но, по-моему, там что-то заретушировано было.
— Во времена работы фотокором приходилось ли чем-то жертвовать, переступать через себя?
— Конечно же, постоянно, причем. Ну мы же ленивые, люди, правильно? Если честно-то. Всем хочется отдыхать, да? А здесь просто не получается. Если ты будешь отдыхать, значит ты ничего не снимешь. И все люди как люди, а ты… Ты раб какой-то. Я не помню, чтоб у меня были какие-то праздники, чтобы я был без фотоаппарата первые пять лет точно. Я был везде, я был всегда. Я уже настолько привык смотреть на мир через окуляр, что, даже если мы собирались на день рождения к кому-то из родственников, то мне было скучно, потому что я просто сидел, и я уже был не я. Я уже не видел мир через окуляр, и он не настолько был интересен.
А жертвовать — да, приходилось. Общением с семьей, да и вообще через свои там какие-то «хотелки» переступать. Но семья меня понимала всегда и поддерживала, спасибо им за это. Они вообще молодцы, если честно.
— Что самое важное в профессии фотокора?
— Вопро-ос!.. Изначально фотокор начинающий — это такой восхищенный турист. Он приходит — и вот они горы, вот тропиночка, вот лесок. Всё разглядываешь: «Меня сюда пустили! Я вообще сейчас заберусь вон на пять тысяч метров! Охо-хо, как дам щас!». Всякиеконцертики, звёзды, куда можно пройти теперь бесплатно,вся тусня вот эта вот — всё интересно. А дальше ты понимаешь: «Ну да. Все люди». Ну просто все — люди. И начинаешь по сторонам смотреть, и у тебя взгляд, кругозор, охват мира расширяется. Начинаешь замечать, что сосед, дворник, круче Шевчука какого-нибудь по своим рассказам, по жизни своей. Теть Маша какая-нибудь — в магазине продавщица — она вообще ужасно крутая! И постепенно ты начинаешь снимать то, что почти никто не снимает-то, по большому счету.
Куда я пошел-то? Вопрос какой был? А, самое важное! Да-да-да! Ну это как бы ладно, я погнал тогда. Но вот: в каждом человеке видеть человека, видеть историю. Не принижать его и не превышать. Главное — не превышать. Потому что очень многие залипают на каких-то известных, и просто там теряются, и всё. Они не видят других, понимаешь? И это печально. Смотришь на человека, и он вообще не снимает то, что мог бы снимать. Мог быприносить качественные истории — а он их просто не видит. А если из каких-то черт, какими должен обладать настоящий фотокор… Самое важное — наглость, смелость, чрезмерная смелость вообще. Смелость, как в бою. Просто встал и пошел, не задумываясь вообще. Надо — значит, встал, вылез из окопа и пошёл.
— А бывало, что подбивали?
— Влёт? (смеется)
— Нет, ну не буквально, конечно. Но чтоб мешали, выгоняли, говорили: «Эй, убери камеру!»
— Естественно! Но у тебя есть задание. Я говорю, это как в бою. И, получается, ты должен любой ценой его выполнить. И вот ты вылезаешь из этого окопа, пошёл, и тебя уже ничем не остановить. Я говорю, это наглость. Это чрезмерная может быть наглость. Да, один из снимков я там (в Instagram, прим. автора) публиковал, и ты заметила. То есть патриарх смотрит на меня и мне читает молитву-то, понимаешь? Я один там стоял, перед ним!
— И не выгнали?
— Ну, я сам ушел, потому что я понял, что это нетактично. Но просто он начал читать. Все, кто приехали — гости, все знаменитости, они за ним стояли, я единственный там был.
Итак, ну вот наглость, смелость, безбашенность. Ну прям реальная безбашенность, её тренировать даже надо. И вот эта моментальность ухватки положения кадра. Ты должен научиться находиться в моменте, именно в том месте, где лучше всего получится кадр. Вот это очень сложная вещь, которой многие, наверно, так и не научиваются. Ну и что ещё-то? Главное, наверно, помнить о смерти всё-таки. Так же, как у военных, да. Потому что часто бывают такие ситуации, где, может, струсить, замяться, отойти в сторону. Нет, ты должен быть прямо в самом событии, иначе это не Кадры будут. То есть это бывали в конце девяностых – начале двухтысячных даже какие-то драки, всякие заварушки. И ты должен лезть вглубь, тогда интересно.
— Вы сказали про драки. А как насчет извечной журналистской дилеммы: человек тонет, вы будете снимать или помогать?
— А-ай, вот это вопросище, да?.. Буду ли я помогать?.. Понимаешь, я, наверно, тут же увижу, а стоит ли помогать вообще. Ну да, страшный, жестокий ответ. Но, в принципе, большинство людей сами виноваты в своем положении, образно тонущем. Если я понимаю, что это что-то невинное… Ребёнку, скорей всего, да, я не буду вообще сомневаться, женщине… А вот если это здоровый мужик, и он сам залез, виновен в этом сам, не просто это какое-то там случайное стечение обстоятельств, — плохо ему стало или ещё что-то — вот здесь я, может, и сниму даже. Сначала. А потом уж как получится.
— Какой была ваша первая камера?
— «Зенит». Тот, с которым я пришёл в газету. Это мой «Зенит» был. Причем у него объектив был штатный, никакой не трансфокатор, обычный «полтинник». Всё сам купил. А коммерческие газеты раньше, не знаю, как сейчас, вообще сильно-то не раскошеливались.Есть у тебя камера — приходи, снимай. Ну, если тебя возьмут, конечно, туда.
— Первый кадр, который вы сделали — помните ли, расскажите о нём. Что чувствовали?
— В жизни? О-о, это было лет в восемь… И я снимал… Меня попросил папка его снять! Точно помню. Мы пошли с ним в магазин за мороженым. Мы остановились, и он говорит: «Давай, сфотографируй меня». А он увлекался, кстати, фотографией, большинство фотографий в нашем домашнем альбоме им сделаны. Он показал, куда нажать, как скадрировать, и я даже что-то там попытался, наверное. И потом, когда я увидел уже напечатанный снимок, подумал: «О, ничего себе, молодец я какой, попал в кадр даже!».
— Считаете ли, что с заменой плёнки на цифру пропала истинная, настоящая фотография?
— Нет. Нет, нет, нет вообще. Истинность фотографии — в самом фотокоре. Вообще фотограф, настоящий фотограф, — это я точно сейчас знаю, тридцать лет у меня стажа в фотографии — это не тот, кто купил себе крутую камеру или кучу навороченных объективов, или в «Photoshop»-е освоил что-то. Всё это — это не то. Настоящий снимать должен на всём вообще. И кадр ценен не своим качеством, а своей душевностью, что фотокор смог туда вложить. А должен он туда вложить часть своей души. Не чьей-нибудь, а именно свой взгляд. Хотя, если это фоторепортаж, то он должен быть максимально нейтрален. То есть ты должен постараться не привнести своё туда настолько, чтоб оно забило сам мир.Достаточно сложная задача, но интересная.
— А эта нейтральность вообще возможна?
— Да, но не сразу же. Нейтральность возможна, когда ты находишься в состоянии «дзен», когда ты к миру относишься нейтрально. Ты не любишь людей и не ненавидишь их, ты как природа становишься. Ты идешь и просто наблюдаешь. Ты наблюдатель в этом мире. Вот тогда получаются очень хорошие кадры. Как только ты начинаешь любить людей или ненавидеть, тогда всё — ты скатываешься или в белое, или в черное, ты начинаешь их красить. И всё, хорошие кадры заканчиваются. И, к сожалению, сейчас большинство таких кадров везде. Мало тех, кто может в нейтрал уходить.
— Кто вас вдохновлял, и кто вдохновляет сейчас? Есть ли те, с кого брали/берёте пример в фотографии?
— Родченко. Такой фотокор из 20-х – 30-х. Вот своим новаторством, своей безбашенностью, да! С «лейкой», с чем угодно — человек тоже снимал на всём, причем ему в разы было сложнее, чем даже мне с «Зенитом». И он умудрялся делать реальные шедевры, которые до сих пор вы должны знать.
— Тридцать лет с камерой — не надоело?
— Ну, когда из газеты ушел, лет семь, наверное, я практически не фотографировал. Прямо решил просто заняться другим делом. Потому что я выгорел. Как бы это сказать-то? Я выгорел тем, что я понял, что я могу делать всё, что захочу. Я начал понимать, что я могу управлять эмоциями людей — я могу сделать кадр, чтоб их стянуть или в ту или эту сторону. И я решил от этого уйти. А недавно полюбил смартфон. Неожиданно. Такая странная вещь вообще — не фотоаппарат, не видеокамера. Это вообще что-то загадочное. Очень классная штука, которая позволяет тебе творить, по-настоящему творить, если ты до этого уже освоил всё и понимаешь, что ты делаешь. Она выдаёт уникальные вещи. Вот с этого я опять «перезапустился», и теперь мне снова хочется снимать, и уже не фоторепортажи, наверное, больше, а природу, портреты, что-то такое суперклассическое.
— Вы больше ремесленник или художник? Тогда и сейчас.
— Я больше художник, однозначно. Ремесленником я пытался стать в начале своей карьеры, потому что меня убеждали, что на творчестве долго не протянешь. То есть надо штамповать, штамповать:«стандарт»,«побольше снимешь — побольше получишь», а это главное в жизни, будут у тебя машины и квартиры, и мы тебе гарантируем всё, но надо пахать. И вот я сколько? — лет пять, наверное, пропахал и понял, что как-то это не моё. Ради денег только работать? Не-а. И начал добавлять творчество. Тогда стало интересней.
— Что самое крутое в фотографии? А что самое ненавистное для вас?
— Самое крутое в фотографии это то, что ты в моменте сейчас — когда смотришь через видоискатель, когда ты видишь кадр и сам выбираешь этот момент, который запечатлеваешь. То есть, прозеваешь — и не будет кадра, раньше нажмешь — опять не то. Вот именно попасть в точечку, в тютельку!.. И когда попадаешь… Я не знаю, с чем это сравнить даже, я не знаю, у кого такое может быть! Потому что реально ты — какой-то чудесник, который может остановить время. Это круто. А самое ненавистное? То, что в этом занятии очень быстро летит время. Оно, мне кажется, ускоренно летит у фотокоров. Потому что ты постоянно увлечен своим делом, ты просто растворяешься в нём и времени не замечаешь. Раз — и уже десять лет прошло.
— Ваша философия фотографии?
— Да, у меня есть своя философия, я её давно себе сконструировал. Моя концепция в фотографии такая. Фотография сама по себе — это сплав творческих начал в фотографе. То есть, чем ты более развитая творчески личность, и чем ты одновременно технически подкован, тем твои фотографии получаются более настоящими. А настоящность фотографии в том, что ты туда «ныряешь». Увидел фотографию — и сразу увидел момент жизни. Всё, достаточно уже. Живой такой момент получается. И чтобы это получалось, я объединил фото, потом рисование… Так как я лентяй по жизни, я не научился рисовать людей, портреты и прочее. Потому что это надо сидеть и заниматься, а мне некогда, у меня фотография вообще! И я выбрал абстракцию — мне нравится рисовать абстракцию, и я потихоньку ото всех её рисую. У меня много всяких абстрактных рисунков. И это помогает. А ещё играть в шахматы надо. Это дисциплинирует, мозги на место ставит. А ещё писать стихи обязательно. Прям обязательно для фотографа. Тогда ты учишься быстро складывать кадр, чтобы он читаемый был. Не каша какая-то, а чтобы всё разложено, расставлено как надо — маленький такой рассказ. Стихи этому однозначно помогают.
К фотографии прикладывается всё это, что я назвал, — рисование, поэзия, музыка и так далее — а ещё, как ни странно, японско-китайская философия. Ты должен реально научиться постигать дзен и пойти Путем Воина. Вот тогда ты будешь настоящий фотограф.Ты не будешь ничего бояться, ты перестанешь относиться к людям с любовью или ненавистью, ты будешь на мир смотреть с чистой, открытой душой, теми самыми нейтральными глазами, которые и нужны. Что ещё? Ещё фотокору не желательно, а обязательно заниматься физическими упражнениями. Потому что если вы — задействованный фотокор, у которого съёмки каждый день,«физики» не хватит надолго, если будете заниматься ничем. Бегайте, прыгайте, отжимайтесь, что-то делайте, тогда будете долго и счастливо работать.
— Ваш самый любимый жанр в фотографии и почему он?
— НЮ. А до НЮ — это портрет, наверно. Объясняю: НЮ — это большой портрет человека, в полный рост, так сказать, который очень сложно сделать так, чтобы не переступить черту, за которой уже пошлость. Там много нюансов. Очень сложный жанр, и поэтому он мне и нравится. Я не знаю, если бы природу так же сложно было снимать, наверно, я и это бы любил. Я люблю вообще трудности, вот и всё. И НЮ —это реально очень трудно.
— Чему и как вы учите своих учеников?
— Учеников у меня немного, потому что много не хочу. Я очень трепетно отношусь к выбору учеников. То есть если кто-то захочет, придёт и скажет: «Учи меня», я буду долго смотреть на этого человека и скорей всего скажу: «Не-а». Созвучие должно быть со мной. Тогда да, может что-то получиться. Мне неинтересно дать ученику просто техническую основу и какие-то заготовки, которые можно просто в интернете прочитать и узнать. Я хочу всю свою философию отдавать. А для этого надо быть «на одной волне», что ли. Вот когда человек начинает понимать, у него начинает получаться. Это я буквально сейчас вижу уже несколько дней на одном из моих учеников.
— Что посоветуете тем, кто только взял камеру в руки?
— …И хочет стать фотографом или фотокором?
— Ну, пусть и тем, и другим.
— Если фотографом просто по жизни — нигде не работать, а для себя — снимайте всё, что хотите. Вот куда душа поведёт, что интересно, то и снимайте. Если хотите на этом деньги зарабатывать, то смотрите денежные направления. Для фотографа это, наверно, аренда студии, умение снимать портреты, группы и прочее. На этом заработаете. Для фотокора это умение снимать влёт вообще в любую погоду в любых условиях. Здесь тренироваться надо. А если «просто фотограф»: купили камеру себе, ходите и радуйтесь жизни. Я даже вам позавидую, наверно, потому что вы свободный, прекрасный человек, который всех любит. Не обязательно вам становиться нейтральным ко всем, просто ходите, всех любите и фотографируйте цветочки (смеётся). Ну, или не любите и снимайте в чёрных цветах, да.
— Бывало у вас такое состояние, что к камере даже прикасаться не хотелось, и думать о фотографии тошно было?
— Нет… Нет! Я обожаю фотографию!
— Но вы семь лет после ухода из газеты не фотографировали!
— Подожди! Я обожаю фотографию! Изначально, с тех пор, как я туда пришел, я ей занимался сутками практически. Просыпался, и до отбоя у меня только фотография. У меня хобби было — фотография,у меня не было других вообще никаких заморочек. Я пять-семь лет просто фанател с фотографии. Я читал всё, что возможно, я делал эксперименты, монтажи-коллажи — мне всё было интересно. Я просто не понимал, зачем от этого отрываться. То есть меня пёрло. А насчёт того, что потом, когда надоело: надоела, по большому счету, не фотография, а отношения с людьми. Слишком много их было. Каждый день общаться с чужими людьми… Ты едешь на съёмку — это чужие люди, они не твоего круга, и все они всегда разные. Да, с ними интересно, снимать их интересно, и всё. Но это надоедает. И не брал-то я камеру потому, что мне просто не интересно было снимать людей — они мне надоели, если честно. Сейчас да, я нормально отношусь ко всем. Я опять нейтрален. Совершенно. Для меня нету теперь хороших и плохих людей — все люди, со своими прибамбасами, с хорошим и плохим внутри. Все. Никого не сужу и никому не завидую.
— Вы служили в ВМФ. Оставило ли это отпечаток на вашей личности и сказалось ли в дальнейшем на профессиональной деятельности?
— Конечно же, сказалось, ещё как. Я служил не просто на флоте, я служил в ОСНАЗ-е — войсках особого назначения, в разведке служил. А это изначально самые наглые и самые дерзкие, самые-самые вообще. Мы выполняли задачи, перед которыми другие бы просто у виска покрутили пальцем. Так что это очень сильно повлияло на меня. Флот создал большую часть моего характера, он меня перековал. Это сейчас я такой добрый и пушистый, а на самом деле, когда я пришел со службы, я очень жестко к миру относился. Да, я был жесток, если честно. Не ожесточен, а просто я стал эдакой машиной. Машиной бездушной даже, наверно. Заточенной выполнять любые задачи.
— Как из этого состояния получилось стать фотографом?
— Я просто применил к фотографии свои вот эти умения не замечать трудностей. Дерзостьоттуда тоже появилась. Многие же начинающие фотокоры они такие ягнята — приходят и всего боятся. Увидят дядьку с крутой камерой, всего обвешанного объективами — значит, всё, это крутой фотокор. И ходят: «Блин, а я вот тут с маленьким фотоаппаратиком, чё же мне делать-то, да как же я вот этого дядю-то учухаю?». А не думай вообще! У тебя есть задача — сделать хороший кадр, значит, делай. Телефоном делай, я не знаю, нарисуй на листочке бумаги, если у тебя ничего нету. Неважно, что и чем ты снимаешь. И да, мне служба на флоте помогла переступать вот эту… черта она, не черта? В общем, я не замечал вокруг себя крутых фотокоров.
— То есть авторитетов не было?
— Авторитетов не было, и до сих пор, скорей всего, нет. Да, я уважаю многих фотокоров, кого видел в работе, видел, как они снимают, какие у них снимки получаются. Я их уважаю, но они для меня не кумиры никак, и никогда ими не станут. Хотя многие, да, великолепны.
— Сейчас читаете те газеты, в которых раньше работали?
— Как бы вот на этот вопрос ответить? Я,даже когда там работал, их не читал. Для меня задача есть — сделать кадры, я их снимал, смотрел, о чём статья, я её и читал-то по диагонали, снимал для неё, если это был заказ, делал, приносил и смотрел уже, как это размещено в газете. И всё. Меня вообще не волновало, о чём сама газета, я на это не обращал внимания.
— Как вы думаете, почему многие считают, что фотограф — это несерьёзная профессия? «Фотографов сейчас много, им может стать любой»
— Да, это, конечно же, ерунда. Ну вот так вот смотришь на человека с фотоаппаратом: пришёл, достал какую-то там камеру, вскинул её, щёлкнул, перешёл на другое место, ещё раз щёлкнул, зачем-то присел, щёлкнул… Какой он смешной, зачем-то вон туда полез, ну ладно… Ну что, ну фотокор же — странный человек. Ничего ж сложного-то не делает. «Я же тоже так смогу». А то, что в каждом движении у этого смешного человека заложены годы его наработок по фотографии, никто же не анализирует. Они просто не понимают, что он делает, — зачем он подошел так близко или ушёл так далеко — просто он странный человек, и всё. С камерой ходит, выпендривается перед всеми. Поэтому, да, бытует мнение: «Да я тоже куплю… Да что «куплю», вон, достану свой смартфон из кармана, и сейчас точно такой же снимок сделаю. Вот сейчас за ним встану и сделаю такой же снимок точно, я буду, как он!». Фиг. Ничего не получится. Не будет такого же снимка, и ты не попадёшь в тот же момент, и это будет совсем другой снимок, и не то совершенно.
Все же видят фотокоров обычно где? Где тепло. Какие-то концерты, праздники, в основном летние, когда реально тепло. Но никто же не видит, когда вы едете на «Волге» где-нибудь под Карасуком, а там метёт, и дорогу не видно, и водила уже говорит: «А мы, наверно, не доедем», а ты такой: «Да надо же доехать!», а с вами ещё журналистка и рекламный агент сидит, надо всех бодрить и не терять надежды. Куча моментов, которые не замечаются. Какие-то очень сложные бывают вещи: не спать сутками, например. Перемещения вечные, вечные перемещения! Я всю область объездил, постоянно в командировках каких-то.
— Вы уже сделали свой лучший кадр?
— Я думал, что сделал. Я на каждую съёмку прихожу и думаю: «Блин, я крут вообще». Ну, не совсем на каждую, а если какое-то событие для меня интересное происходит, и я вот понимаю: «Ё-моё, я попал! Вот это круто вообще! Всё, наверно, это будет лучший кадр!». Потом проходит какое-то время,я смотрю и думаю: «Не, это хорошо, конечно, но вот, чувствую, будет ещё что-то». Так что, так же, как я не написал ещё свою лучшую песню, так же я не сделал ещё свой лучший кадр, точно уверен. Он ещё будет. А какой это кадр будет, уже не мне определять, а поколениям будущего, наверно. Вот то, что доживет до далёкого будущего, вот те и будут хорошие кадры, мне кажется.
Беседовала Алёна Деревнина