Александр Морсин: «В конечном итоге, вы не изучаете журналистику — вы ей занимаетесь»
— Последнее, что выходило от меня, можно прочитать на «Ноже», может знаете такой. Зайдите в ТАСС – там мои колонки про музыку. Но это всё так, что называется, если есть повод: концерт, альбом, юбилей музыканта или ещё что-то. Куда чаще и практически в ежедневном режиме пишу — в Телеграмм канал мой.
— Как он называется?
— «Между Rolling Stones и Достоевским»
— О чём пишете?
— Это исключительно тематический канал. Уже год там все посты на одну и ту же тему. Это такой дайджест книжки, которую я худо-бедно пишу. О том, как на волне перестройки, в конце 1980-х, для советских рок-групп открылась возможность заявить о себе на Западе. Плюс-минус успешно: с клипами на MTV, с посещением вечерних вот этих «Late Night Show», с какими-то местами в «Billboard», с гастролями по всей Америке, по Европе. Это, в общем, практически не рассказанная история такая. И там, вдруг, обнаружилось для меня много чего интересного и неизвестного.
— Сегодня многие журналисты уходят из изданий и телеканалов, ну, как вы ушли из «СибФМ», примерно, шесть лет назад…
— Семь.
— Как вы думаете, есть вероятность, что вообще вся журналистика уйдет в блоговый формат: без изданий, телеканалов, без печати и радио?
— Нет. В любом случае сохранятся какие-то СМИ, которые живут за счет бюджета, за счет дотаций, финансирования от местной власти. Такие издания, каналы, радиостанции — все останутся. А независимая пресса, независимые издания, то, что сейчас давят, что сейчас закрывают, и от этого их становится всё меньше, и меньше, и меньше… Наверное, их действительно останутся единицы, но не факт, что все те, кто остались, будут заводить свои блоги, делать свои СМИ, и как-то пытаться это монетизировать.
— Не останется никаких СМИ, кроме спонсируемых государством?
— Мне кажется, будет достаточно сильно развита, скажем так: «партизанская журналистика». Какие-то блоги, какие-то рассылки, паблики, телеграмм-каналы, которые делаются силами людей, в том числе студентами. Вот, вам наверняка сейчас известна история издания «DOXA», которое находится под давлением. А сейчас уже, в принципе, и под следствием. Это же тоже студенческая инициатива, которая была, как я понимаю, вынуждено политизирована. Если бы так не давили на них, так им не мешали работать, так не приписывали им то, чем они не занимаются… Я не знаю, их уже признали иноагентом или нет? Экстремистами или еще чем? Недели через две пришьют ещё и это. Если бы им всё это не приписывали, то они бы так и были простым студенческим изданием. И слава богу! И хорошо! То есть, какие-то такие около медийные, около журналистские инициативы, они всё равно будут оставаться, естественно. Просто, ну, мы с вами захотим — сделаем сайт, телеграмм-канал, ещё что-нибудь, не регистрируя его как СМИ. И что? Это будет вклад в текущую Российскую журналистику или нет? Это будет новое медиа? По-моему, нет.
Если говорить об этом, ну, конечно, сейчас у нас, у начинающих журналистов, есть такое в голове: зачем мне устраиваться корреспондентом в условную «Медузу», «Colta.ru», если я могу завести свой Телеграмм-канал, Инстаграм, канал на Ютубе, аккаунт в Тик-токе, в конце концов, и быть самому себе журналистом?
— Сто процентов, это правильно, правильные мысли. Сейчас важно и доступно для журналистов иметь «собственное имя». Однако, мне кажется, вы упускаете очень важный момент.
— Помогите мне.
— Да, канал в Телеграмме — можно, канал на Ютубе — можно, инстаграм, Тик-ток — тоже. С таким подходом, по идее, по вашей логике, насколько я понимаю, но там должен выпадать элемент поступления на факультет журналистики. А вы это сделали. Зачем-то…
— Я помню, что в интервью «The Flow» Энтони Фантано (известный американский музыкальный критик) как раз рекомендовал получать журналистам, которые хотят работать в музыкальной сфере, журналистское образование в университетах, а не идти на какие-то короткие курсы, потому что, если не понравится эта сфера, либо не будет получаться, то останется возможность перейти в какую-то другую сферу журналистики. Если смотреть на это так, то, по-вашему, появляется ли тогда смысл учиться на факультете журналистики?
— Мне лично кажется, что нет. Я знаю людей, которые считают, что да. Я учился вообще пять лет! Не знаю, насколько продолжительность как-то связана в итоге, с твоим профессиональным уровнем, твоим профессиональным любопытством и с тем количеством инструментов, которыми ты обладаешь. То есть, мне кажется, сейчас чем дальше, тем больше становится пропасть между красным дипломом, всеми закрытыми сессиями и тем, какое положение ты занимаешь в редакции, какой у тебя статус на рынке, что ты из себя представляешь, сколько ты, в конце концов, зарабатываешь.
— А вы не берете во внимание другие причины, почему идут в университет на журфак? Может, знания — не главная цель для многих студентов-журналистов?
— Что вы имеете в виду?
— Связи, например. Ты учишься с людьми, с которыми будешь работать. Это могут быть весьма полезные знакомства. В журналистской практике такие могут очень пригодиться, например, когда понадобится найти нужный тебе контакт. Разве нет?
— Периодически это работает, это имеет место. Конечно, это справедливо, так оно и есть. Просто, мне кажется, это немножко про идеальные условия: с первого по четвертый или пятый курс вы общаетесь, вы поддерживаете отношения, а потом весь ваш курс остается в одном городе или в одной стране, все продолжают заниматься журналистикой, все могут чем-то помочь друг другу. Я не знаю, может быть, будут такие курсы, будут такие наборы, но, по-моему, немножко несбыточная мечта. Тем более сейчас, в не самое благоприятное для журналистики время, когда многие уходят в какие-то смежные деятельности: пиар, реклама, сценарии. То есть, туда, где подразумевается, что ты умеешь писать, что у тебя подвешен язык, что ты можешь сам несколько абзацев написать, но это не в строгом смысле журналистика. Это не так, что ты сидишь в редакции и что-то там делаешь. Наверняка, какое-то количество из выпуска продолжит этим заниматься, но, по-моему, всё-таки минимум из них. А поэтому: где пригодятся эти связи? Когда это всплывет? Зачем это нужно?
— Вы сказали, что сейчас для журналистики неблагоприятные условия, почему вы так считаете?
— По-моему, ответ на поверхности и всё очень очевидно. Мы все, плюс-минус понимаем, о чем идет речь. Это и закрытие изданий, и создание таких условий, при которых независимая профессиональная и, в первую очередь, расследовательская журналистика становится либо очень трудно реализуемой, либо просто объявляется вне закона. У тебя все меньше и меньше возможностей выполнять свой профессиональный долг.
— И поэтому вы считаете, что будет очень популярна в будущем подпольная журналистика?
— Так как выдавливают куча журналистов из легального рабочего поля, в то время как у них остается это желание — писать на эти темы, думаю, что да. Многие просто ничего другого не умеют, например я, хотя хотел бы. Мне кажется, таким журналистам как-то в этом мире так или иначе оставаться, в мире социальной журналистики, а не идти на сделку с совестью, не переходить в пресс-службу мэрии. Поэтому я не знаю, насколько все уйдет в партизанство, и вообще какой в этом смысл исторической перспективе? Но, что точно будет расцвет и какой-то взлет журналистики, в условной прекрасной России будущего, когда условия для работы будут приятными, в журналистику вернется очень много народу, из партизанства и из других смежных профессий.
— Семь лет назад, как мы с вами посчитали, вы ушли из «СибФМ» и ушли вы, насколько я понимаю, поправьте, если обманываю, в том числе из-за того, что профессиональные стандарты качества в этом издании упали. Особый привет передали маркетологам и рекламщикам. Почему, на ваш взгляд, сегодня особо важными журналистике стали маркетологи, рекламщики и пиар-менеджеры?
— В их профессиональные задачи входит увеличение просмотров, входит связь с аудиторией, наращивание аудитории и сохранение старой, привлечение новых рекламодателей, спонсоров — в целом расширение рыночной массы издания. Думают они, как сделать издание более заметным на рынке, привлечь к себе больше внимания. Это вообще важная, сложная задача, и они сейчас на переднем плане этой битвы, битвы за внимание. Конечно, их доля растет. И, мне кажется, что для владельцев изданий, для тех, кто отвечает за деньги, вес этих людей повышается именно за счет того, что это те люди, к которым стоит прислушиваться — им виднее, так как во многом именно от них зависит судьба издания. Это правда. Журналисты — те, кто пишут тексты, а рекламщики — те, кто, как у нас говорили в «СибФМ»: «приделывают им ноги», чтобы они добежали до читателя.
— Может, я вас неправильно понял, но, вы сказали, что в рамках журналистского издания люди, которые продают, скорее, а не производят контент, ценятся куда больше корреспондентов? Правильно я понял?
— Да, потому что за счет каких-то их идей, каких-то их инструментов и классных сайтов могут выстреливать публикации, не особо цепляющие изначально зрителя текстовым наполнением. Вот и всё. В конце концов ты приносишь рекламодателям именно количество просмотров. Но, если не утрировать, то понятно, что красивая реклама, продажа и оформление текста не мешают ему быть честным, сильным, искренним и очень интересным. Сегодня куча-куча заботы по отношению к зрителю отнюдь не предполагает уменьшение честности автора текста к этому зрителю. Совершенно не обязательно четырем простыням текста в Телеграмме быть честным и искренним, как и совершенно не обязательно большой статье в дорогом крупном издании быть продажной, безыскренней.
Беседовал Дмитрий Кузнецов