Алексей Токарев: «Я хотел не хайпить, а просвещать людей. Собственно, до сих пор хочу»

Алексей Токарев — старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО, кандидат политических наук. Уже несколько лет успешно сотрудничает с одним из лучших издательских домов России «Коммерсантъ» и читает лекции начинающим журналистам.

— Есть ли у вас журналистское образование?

— Нет, я заканчивал Тульский государственный университет по направлению «Политология». И пусть я тоже занимался репортажами, брал интервью, писал и до сих пор пишу тексты, которые набирают сотни тысяч просмотров, но всё равно не считаю себя профессионалом в этом деле. Когда меня просят почитать лекции журналистам, я соглашаюсь, потому что, проработав с одним из лучших издательских домов страны «Коммерсантъ» не один год, понимаю, как строится процесс выхода текста. Тележурналистика мне тоже не чужда: был опыт участия в «кричательных» программах, где я очень скромно сидел и ждал, пока мне дадут слово. Я хотел не хайпить, а просвещать людей. Собственно, до сих пор хочу.

— То есть ваша основная задача — просвещать людей?

— Да, такой подход позволяет «подтянуть» публику на свой уровень, но далеко не каждый преследует эту цель. Расскажу вам про случай, иллюстрирующий другой путь, по которому может пойти журналист. Мой бывший друг (а ныне украинский пропагандист) опубликовал текст с известным нарративом: прощай немытая Россия, страна-агрессор, аннексировавшая Крым. Меня поразило, как было обёрнуто повествование вокруг одного только выдернутого из контекста факта. Классическая история — журналистика превращается в пропаганду или писательство «на потребу». Вы берёте одни факты, игнорируете другие и пишете большой текст для вашей целевой аудитории. В таком случае журналист опускается на уровень публики и предоставляет panem et circenses, как поступил мой друг. Я же предпочитаю подтягивать людей к себе. Конечно, в таком случае аудитория растёт намного медленнее и в количественном смысле не сравнится с аудиторией «хлеба и зрелищ», однако она будет и несравнимо качественней.

— А можете назвать «качественных» на ваш взгляд журналистов, которые занимаются просвещением?

— Ну, один из выдающихся российских журналистов-просветителей — это, конечно же, Леонид Геннадьевич Парфёнов. Сейчас мы сильно расходимся во взглядах на страну, и, мне кажется, что Леонид Геннадьевич ушёл в сильную оппозицию. Но он, безусловно, гений телевидения. А вот в писательском смысле, я бы отметил Андрея Колесникова, многолетнего корреспондента пула Владимира Путина. Сам того не зная, он учил меня писать.

— Как вы считаете, журналисту можно критиковать власть?

— Конечно. Любая власть без критики бронзовеет, сходит с ума. Взять в пример хотя бы постсоветские государства, в которых нет такой критики.

— В рассказе про своих «учителей» вы сказали, что один из них ушёл в сильную оппозицию. А где же заканчивается здоровая критика и начинается явный перекос?

— Здоровая критика всегда предполагает конкретику. Никто не требует от критикующих механизмов по выработке решений, хотя это и не стало бы лишним. Простейший пример: в России высокий уровень бедности, а поступать следует так-то и так-то. Неконструктивная же критика скорее: в России жизнь — боль, это беднейшая страна, ничего кроме ракет не производящая, а вот в прекрасной России будущего, когда этот проклятый Путин со своими прихлебателями отправится в отставку или на нары… Наблюдая за тем, как Леонид Парфёнов периодически в контексте рекламы предлагает купить жилплощадь в топовых апартаментах или подписаться на Okko СберБанка, у меня возникает сильный диссонанс: с одной стороны, он говорит, что в России жить невозможно, а с другой — предлагает дорогостоящие продукты. Скорее всего, мне было бы сложно рекламировать ВТБ, брендовые часы и жилые комплексы, одновременно рассказывая, как больно жить в России. Получая за такие рекламные контракты большие деньги, я бы задумался, что этот режим даёт возможность зарабатывать и свободно творить, пусть не на телевидение, но на ютубе, там же допуская и критику в свой адрес.

— Вы никогда не сталкивались с цензурой?

— Я счастливый человек и прямой акт цензуры испытал лишь раз за всё время работы, когда меня предупредили, что определённая фамилия не может употребляться в издательском доме «Коммерсантъ». Однако я считаю, что в России цензуры нет — в России есть редакционная политика. Если бы я очень захотел написать про этого человека, то обратился бы в «Новую газету» или «Эхо Москвы», где вполне имел право высказаться. Так что в стране есть возможность выбирать медиа сообразно своим убеждениям и свободно говорить.

— Сколько лет вы отдали «Коммерсанту»?

— В первый раз я написал для «Коммерсанта» 28 октября 2013 года. Этот день стал моим личным днём печати, и я очень ценю его, потому что слишком долго не мог добиться нужного результата. Но всё получилось — первая полоса — во многом благодаря тому, что к цели я шёл упёрто. В общем, с издательским домом сотрудничаю семь лет.

— А помимо самых первых публикаций, которые помогли вам заявить о себе, какой работой больше всего гордитесь?

— Самой удачной работой в медиа считаю текст этого года для «Ведомостей», посвящённый войне в Донбассе. Моя колонка поставила внутренний рекорд газеты по просмотрам, причём их глубина составляла две-три минуты, что предполагало реальное чтение, хотя текст и не претендовал на хайповость. Он был написан спокойным языком, по итогам исследования, с описанием феномена с разных сторон. Очень приятно осознавать, что не пропаганда, а аналитика и экспертиза могут быть хайповыми без самих элементов хайпа.

— А как вы работали над этим и другими текстами? У вас есть план, которого вы придерживаетесь при написании?

— Я в этом смысле абсолютно не советчик. У меня есть свой, как мне кажется, уникальный метод — я всегда пишу в голову, когда занимаюсь бегом, плаваньем или хожу в горы. Во время долгих активных действий мозг приходится чем-то занимать, и я думаю над текстами. Если нужен, например, аналитический, я бегу 10 км, что выходит примерно в час, и этого времени мне хватает для написания текста. Остаётся только набрать его, добавив заголовок и лид. Важно чтобы до этого имелись идея и фактура. Максим Ильяхов в «Пиши, сокращай» очень хорошо объясняет, как важна фактура для аналитического текста, а ведь именно этот момент часто упускают молодые журналисты.

— Есть ли темы, которые не стоит освещать?

— Определённо. Я, например, из принципа не смотрел фильм Собчак о скопинском маньяке, хотя и не скрою, что было интересно. В этом смысле мне помог доктор Фрейд. Он разделил сознание человека на Ид, Эго и Супер-Эго. Моя животная часть, моё Ид, хочет смотреть на весь этот трешак и знать, кто из звёзд с кем спит. В общем, потреблять весь тот контент, который, условно, делал Арам Ашотович Габрелянов. Посмотрите интервью Антона Красовского с Арамом Габреляновым, где последний рассуждает про то, что он считает журналистикой, рассказывая, как посылал своих работников снимать умирающую актрису. На мой взгляд, это за гранью. Это неправильно и никакого отношения к журналистике не имеет. Но моя животная часть хочет следить за подобным, в то время как моя надстройка, моё Супер-Эго подсказывает: нехорошо. Я вообще уверен, что не стоит освещать личную жизнь знаменитостей, а тем более их смерти, но в медиа это уже бизнес-модель. Выбирая между историей о том, как Толстой ссорился с Тургеневым и историей про то, как Лев Николаевич бегал за девками по деревне, пока Софья Андреевна в четвёртый раз переписывала «Войну и мир», любой редактор выберет хайпануть про сексуальную жизнь великого автора. Это абсолютно объективно. Так что у меня двоякая позиция: я выступаю против подобного и сам про такое никогда не пишу, но понимаю, что рекламодатели готовы давать деньги на треш, ведь он пользуется популярностью, а потому никуда не уйдёт.

— Как вы относитесь к критике своих статей?

— Я привык к тому, что мои тексты ругают со всех сторон. Прокремлёвские за то, что они излишне оппозиционные, а оппозиционеры за то, что тексты очень прокремлёвские; западники ругают за излишнее славянофильство, славянофилы — за чрезмерное стремление на запад… Но я давно понял, что это вполне нормально — ругают и критикуют, значит, получился максимально объективный текст. Да и критика разная бывает. Если вернуться к истории о бывшем друге, то можно проследить, как после моего комментария на ту однобокую статью, украинцы активно стали писать мне про агрессию, про москальство, но важно понимать, что это не критика, а простой… крик? Пусть кричат, комментарии не удаляю, там ведь может проскочить и здравая мысль… Кстати, очень часто я даю свои тексты условным «антагонистам», то есть людям, не разделяющим мою позицию, с просьбой покритиковать. И поскольку человек заранее настроен сказать, что мой текст плохой, я пользуюсь его настроем, чтобы сделать работу лучше. Часто случается, что именно такие люди и находят факапы. Я всегда могу ошибиться, провести плохой фактчекинг или просто употребить неудачный оборот, но с помощью критики всё поправить.

Молодым журналистам я бы советовал реагировать похожим образом. Если критика направлена на то, чтобы оскорбить, уязвить, потроллить, вот очень добрый совет — не кормите тролля. Но когда критикуют не вас, а ваш текст, предлагая весомые аргументы, конечно, исправляйте. Если бы тот бывший друг указал в одном из моих тексте на конкретные ошибочные или неуказанные факты, я бы поблагодарил его и попросил редакцию добавить в текст пару предложений. Но никогда не стал бы писать ему, что Украина — это страна победившего неонацизма, что все они селюки и сидят без вакцины. Нет. Но примерно так он охарактеризовал мою страну (только употребляя стереотипы о России), когда я указал на его неточности. Повторяюсь: реагировать на критику нужно самым здоровым образом.

— Какие бы вы ещё дали советы начинающим журналистам?

— Недавно ко мне обратился молодой коллега, желающий попасть в одну из ведущих газет страны со своим текстом. Я посмотрел его работу и перенаправил в редакцию. Вспомнив себя в его возрасте, подумал, как мне не хватало такого старшего товарища и наставника. Ещё студентом я начал стучаться в «Коммерсантъ», но провинциалу без связей и имени сложно было показать себя. Не было фейсбука и возможности добавиться во френды, например, к Леониду Ганкину, нынешнему главе международного отдела «Коммерсантъ» с просьбой оценить текст. Я писал на почту, комментировал их материалы на сайте, но едва ли это кто-то читал. Сейчас с появлением огромного количества соцсетей пробиться стало проще. Но начинающему журналисту всё ещё определённо не стоит сидеть на месте. Во-первых, нужно наработать портфолио и подготовить один убойный текст. Под убойным текстом я понимаю не простыню на двадцать тысяч знаков — её даже читать не будут. Подойдёт небольшая колонка, которая будет демонстрировать, что вы хорошо пишете и разбираетесь в определённой теме. Например, умеете брать интервью, раскрыли тему регионального ковида, знаете историю или что-то другое. Потом просто связываетесь с интересующим вас журналистом в социальных сетях и просите посмотреть текст. Если всё пройдёт гладко, следующим этапом уже можно будет договориться насчёт темы, которую на первых порах всегда придётся предлагать вам. Но даже после согласования вы не получите гарантий о публикации материала и дальше всё будет зависеть только от ваших умений. Второй путь, не менее сложный — это разные журналистские школы. Тут самое главное не бездействовать и не писать тексты в стол или фейсбук. А если у вас мало подписчиков, то это практически одно и то же. Выкладываете текст с мыслью: я такой талантливый, а меня не ценят. Но разве вы хотите оставаться талантливым и недооценённым до шестидесяти лет и проработать всю жизнь в региональной, никому не интересной газете, думая, что вы непризнанный гений, в то время как менее талантливый человек возьмёт и напишет Фёдору Лукьянову, главному редактору «России в глобальной политике», и будет своим текстом почивать на лаврах? Так что не сидите на месте! Карьера — это сочетание таланта со способностью пробиваться. У провинциалов (а я сам по-прежнему провинциал) эти качества должны быть особенно развиты.

Беседовала Алина Голубкина