Екатерина Вовкудан: «Когда вы придете в реальную редакцию, у вас то, что вы сейчас мне говорите «стресс» — станет рутиной ежедневной»

Екатерина Вовкудан — журналист правозащитного медиа-проекта «Прецедент» — сайт, телепрограмма, группы и каналы в соцсетях. Острые темы, проблемы людей, судебные споры.

— Расскажите немного о том, как вы пришли в журналистику?

— Вообще я закончила Институт филологии, массовой информации и психологии (ИФМИП) и журналистом быть не мечтала. После вуза я работала в школе преподавателем, потом в коммерческих структурах и только где-то последние десять лет занимаюсь журналистикой. Моя профессиональная карьера началась достаточно поздно — просто поступило мне такое предложение, и я решила попробовать себя в этой области. Я всегда умела писать, в школе была редактором газеты, в общем, пробы пера у меня были. Сейчас я довольно успешный журналист в Новосибирске и работаю в правозащитном медиа-проекте «Прецедент». Мы рассказываем о проблемах и параллельно пытаемся решить проблемные ситуации, с которыми люди к нам обращаются.

— Какие сложности были на первых порах?

— Журналистика — это очень интересная профессия и сложностей у меня не было. Почему-то эта профессия мне удавалась легко. Для меня не проблематично позвонить или написать кому-то, что, например, замечаю за журналистами, которые приходят к нам на стажировку. Им очень сложно вступать в коммуникацию с внешним миром, особенно, если они заранее понимают, что это некомфортные коммуникации. Например, позвонить какому-то обидчику, взять интервью у людей, которым имеют какие-то претензии и выслушать вторую сторону конфликта — это всегда такая зона напряжения и часто здесь журналисты испытывают проблемы: ты не знаешь человека — человек не знает тебя. Ты должен позвонить, представиться, коротко и внятно описать цель с которой звонишь, и даже если с тобой не хотят разговаривать — получить ту информацию, которая необходима, в том объеме, который необходим. Но поскольку я много работала в продажах и в принципе очень коммуникабельна, мне это как-то всегда удавалось без каких-то проблем.

— Скажите, откуда вы берёте темы для сюжетов?

— Вот смотрите, «Прецеденту» уже практически 26 лет. К нам поступают обращения людей, это именно истории, и кроме того мы следим, конечно же, за новостной повесткой. Часто бывают темы, которые мы отслеживаем по картотекам судов. Поэтому недостатка тем нет никогда. В редакцию также приходят различные лица, различных организаций. Но именно в программу мы как правило берем какие-то конфликтные сложные правовые моменты, либо истории.

— Как вы действуете, если вам отказываются давать комментарий или интервью?

— В нашей программе очень часто возникают такие ситуации, когда люди или организации не готовы комментировать ситуации, в которых они оказались, ну вот, например, Агентство недвижимости «Этажи». У них возник конфликт с мамой двоих детей. Вот обратилась я в «Этажи», к их руководителю, с просьбой прокомментировать. Сначала он говорит — да, мы будем комментировать нашу позицию. Договариваемся об интервью. Я отправляю им официальный запрос, формулирую вопросы, а через какое-то время мне говорят: вы знаете, мы комментировать не будем, но чисто по-человечески я вам сейчас всё расскажу, как было. Что в этот момент должна делать я? С юридической точки зрения, я не могу разместить этот комментарий, потому что тогда правовые последствия для меня возникнут — мы же в своей работе руководствуемся в первую очередь «Федеральным законом о СМИ». А тратить время на то, чтобы слушать, как «чисто по-человечески», с точки зрения этого человека, выглядит ситуация мне зачем? Я ведь использовать это не смогу. В этой ситуации я объяснила, что мне нужен официальный комментарий до выхода в эфир, или я в своем сюжете говорю, что они отказываются комментировать. Проходит полчаса и в редакцию поступает письменный ответ от «Этажей».

Когда человек отказывается комментировать, журналист должен сказать, что комментарий взять у другой стороны не получилось. Тогда мы должны привлечь какого-то эксперта, который сможет что-то для нас прояснить. Я связывалась с экспертом, который это всё мне комментирует, рассказывает, как должно быть. Из этого уже более-менее объективная картина складывается. Вот по такому алгоритму в принципе вторую сторону можно как-то услышать. Но даже если комментируют сразу, то не всё, что будут транслировать, надо принимать за чистую монету. Всё равно понадобится взвешенное мнение какого-то эксперта.

— Расскажите, как вы справлялись со стрессом, если что-то шло не по плану?

— Когда вы придете в реальную редакцию, у вас, то что вы сейчас мне говорите «стресс» — станет рутиной ежедневной, потому что в каждой редакции с утра проходит планерка, где у каждого будет задание. Но в этот момент где-то что-то взорвалось, кто-то где-то что-то заминировал — и все ваши планы пойдут под откос, потому что вы будете оперативными новостями заниматься. Когда кто-то заболел, что-то сломалось, то находится замена этим людям и сюжетам. Никогда в общем не будет такой ситуации, когда работа редакции остановилась, потому что сломалась камера или кто-то заболел из спикеров. Просто быстро будет найдена новая тема. В «Прецеденте» у нас была такая история несколько лет назад — просто погиб оператор — но программа же всё равно должна выйти в эфир. Поэтому в любом случае вот эти ситуации будут происходить постоянно, и как стресс это воспринимать… Ну, это наша работа.

— Если нет опыта, то стоит ли браться за сложный сюжет?

— Тема, которая вам покажется сложной — мне кажется это заблуждение, потому что, если вы для себя обозначите проблему, поймете где вот это регулирование, поймете, кто могут быть ваши спикеры — у вас тема будет раскрыта. 

Вот если вам близка какая-то тема, вы берете эту тему и смотрите… Смоделируем ситуацию: теперь руль в автомобиле только слева — вы решили об этом рассказать, но вы не автомобилист, не водите машину и нет у вас прав. Что в первую очередь вам нужно понять: а как должно быть? Надо будет понять правовые какие-то моменты, что и чем регулируются в этой области, должны найти крутых экспертов — вам тогда вообще не надо будет ничего изобретать, они вам расскажут. Вот прям звоните, умоляйте их, плачьте, шантажируйте — любыми способами надо добиться, чтобы они дали вам интервью и рассказали о подводных камнях в этой проблеме.

Если вы соберете мнения каких-то уважаемых людей, то вам будет достаточно накидать «шапку», грубо говоря, и связать между собой. Журналист, как правило, и занимается такой работой — мы собираем мнения, людей, которые могут эмоционально, абсолютно оценочно, не вникая ни в какие, там, правовые вещи сказать «а-а-а, случилось страшное! На правом руле запретили ездить! Истерика! Паника!». И вот потом начинаете разбираться, как должно быть, и вот вы просто показываете картину этой проблемы. Вы всегда будете, таким, знаете, летописцем. Будете рассказывать людям в новостях, как правило, только что-где-когда. Никому не важно мнение Маши Сидоровой, что она там по этому поводу думает. Это останется при вас. Вы не аналитик. У нас есть небольшой коллектив людей, которые обладают каким-то авторитетом, могут писать аналитические статьи, они действительно пропускают какие-то события через призму своего сознания, рассказывают зрителям, как они видят ситуацию.

— Какие главные проблемы есть в журналистике?

— У журналистов я не вижу каких-то проблем. Вот у редакции есть. Нехватка кадров. Потому что к нам приходят стажеры, которые закончили обучение, и почему-то, например, элементарно путают региональные и федеральные уровни власти. У них мало жизненного опыта. Они не понимают, куда нужно позвонить, если там у какой-то бабушки течет потолок. Бабушка написала в редакцию — вот не знаю, что делать — и стажер не знает, что сначала нужно понять, чья это квартира: муниципальная или в собственности бабушки, не понимает, где найти информацию об управляющей компании, не знает её полномочий — вот просто нет жизненного опыта. Но считается ли это проблемой журналистики? Нет. Это проблема конкретного человека. 

Беседовала Анастасия Достовалова