Юлия Щеткова: «Журналистика — это не весёлая тётя, которая порхнула и выпорхнула, пакость написала или наоборот»

Юлия Щеткова, журналистка «Новой Сибири» о театре, его обозрении, про культурную журналистику в Новосибирске и уверенность в себе.

— Вы закончили филологический факультет НГУ. Как вы попали в журналистику?

— Всё очень просто, хотелось найти себе применение, хотелось, как всем студентам, зарабатывать деньги. Мы все думали о том, где мы можем применить свои знания, не окончив университет. Понятно, когда ты выпускаешься, есть научная карьера, а есть совершенно другие сферы деятельности. Так получилось, что я с детства большой фанат, поклонник театрального искусства, так что мне надо было идти куда-то, как мне на тот момент казалось, куда я могу конвертировать свои знания, свой зрительский опыт. Так, собственно, и пришла в газету, стала заниматься культурой, как многие студенты приходят на практику и хотят заниматься культурой.

— Практика была с первого курса или началась позже?

— Видите ли, моя практика филологическая никак не связана с газетой, поэтому я просто шла уже работать непосредственно, меня интересовала эта сфера. А так, конечно, когда я уже стала работать журналистом, и каждый год к тебе на практику приходят студенты, и 99 хотят на культуру, и какая-то одна девушка с трубкой говорит: «А я буду заниматься экономикой», надо сказать, что потом эти 99% исчезают и не возвращаются.

— То есть культура не так востребована именно среди студентов?

— Я думаю, со студентами происходит такая же история, как и со взрослыми людьми, когда всем кажется, что писать о культуре проще всего. Мы же читаем все книги, все слушаем музыку, мы ходим на концерты или в кино, поэтому создаётся иллюзия, что наша ежедневная деятельность приведёт к тому, что мы будем хорошо писать о культуре, ну чего проще, подошёл, посмотрел на картину и написал. Это не требует подготовки, а в экономике я не разбираюсь, политика ни одного не знаю в лицо, но я же не могу не знать в лицо ни одного музыканта, художника, литератора. Поэтому всем кажется, что это так просто, и вполне можно работать на этом поприще.

— Люди как-то разочаровываются или не справляются?

— А потом выясняются простые вещи, что на самом деле не так просто написать рецензию на выставку, на которую ты сходил, или на спектакль, что это требует каких-то помимо бытовых твоих личных знаний, усилий и навыков, отдельных навыков написания в данном жанре и данном формате. Оказывается, что очень быстро мысли заканчиваются. Нужно найти, где черпать это всё. И самый отсев происходит на уровне финансовом, потому что, будем честны, в Новосибирске нельзя заработать культурой. Либо ты совмещаешь сферы деятельности, но культурная журналистика в Новосибирске сейчас находится на издыхании, за культуру всегда меньше платят, чем, скажем, за политику или экономику. У нас не осталось специализированных изданий, то есть если ты идёшь в эту сферу, ты очень будешь скован по рукам и ногам.

— Почему так происходит? Потому что нет какого-то спроса среди аудитории?

— Множество нюансов сказывается. Ну во-первых, у нас появилась свобода высказывания в Фейсбуке, Вконтакте, Инстаграм. Все соц. сети приводят к тому, что каждый себе режиссёр и критик, ты спокойно можешь написать, тебе не нужно покупать газету, чтобы прочитать рецензию, ты можешь открыть и прочитать у любого блогера, сам написать. Профессия обесценивается с одной стороны, с другой стороны есть жёсткий диктат спроса потребительского, когда редактор знает, что, допустим, статьи о театре не читают так, как сплетни о звёздах, к примеру. Мы же все понимаем, что уровень аудитории театральной… она намного меньше, чем аудитория любителей спорта и прочего. На выставки ходит гораздо меньше людей, чем, скажем, на каток. Среди них меньшее количество заинтересуется и прочитает этот материал. Сейчас всем нужны рейтинги. Это рекламодатели, это новые контракты, поэтому культура уходит из изданий на какие-то задворки.

— Как вы думаете, это может измениться в будущем или это просто останется узко специализированной сферой?

— Очень сложно размышлять, куда мы пойдём дальше. Лично мне хочется, чтобы оставались профессионалы в этой области. Потому что когда происходит какое-то событие в городе, и ты начинаешь смотреть, кто же об этом написал, то ты видишь поток каких-то очень безграмотных, даже орфографически, пунктуационно, заметок, и просто мысли любителей, а хочется какую-то профессиональную точку зрения. Она просто так не образуется, если человек постоянно не занимается темами культуры и сам не растёт как автор, то, конечно, он не сможет создавать такой постоянный продукт. И, конечно, блогинг процветающий, замечательный сам по себе инструмент работы, но сегодня блогер хочет писать, а завтра не хочет, а когда это работа, когда человек ведёт всю хронику с сентября до мая, ты уже можешь проследить и сделать выводы, это гораздо интереснее наблюдать, чем периодические вспышки интересов в культуре.

— Нужно ли человеку, тому же блогеру, иметь какое-то профессиональное образование в этой области, или достаточно развиваться самим?

— Мне кажется, образование нужно иметь в любом случае. И замечательно, когда оно ещё и гуманитарное. У нас на самом деле журналистами не так много журналистов работает, но, если человек не образован совершенно, это невозможно читать, это бросается в глаза, а саморазвитие никто никогда не отменял, это естественная часть. Невозможно, мне кажется, ограничиться, проучиться пять лет в университете и на этом поставить на себе крест и закончить.

— Что было самое сложное на пути становления журналистом?

— Наверное, доказать, что твоя точка зрения имеет право на существование. Потому что когда ты приходишь, абсолютно незнакомый человек, начинаешь писать, и если ты корявенько, но хвалишь, то пожалуйста, мы все тебя потерпим. Если ты начинаешь высказывать какую-то критическую точку зрения, если она острая, колючая, то вокруг тебя начинает появляться какой-то шлейф, все говорят, ну это же не профессионал, да кто она такая, откуда она там выползла, да, разве это мнение значение какое-то имеет. И ты начинаешь сомневаться в себе, копаться и думать, ну как же так. Когда только начинаешь работать, пишешь какую-нибудь критическую статью и узнаешь, что оказывается, все говорят, что тебе заплатили большие деньги. Я честно скажу, в Новосибирске даже за отрицательные отзывы не платят больших денег.

Театры и музеи, любые институции так не работают, на таком уровне устранения конкурентов, что, ну-ка, закажем про вас негативный материал и потратим на это деньги. На себя не хотят тратить.

— Получается, царит дружеская атмосфера между театрами?

— В принципе да. Театры разные, театров мало. Десять театров для большого города, по сравнению с Москвой, где их десятки, у нас всего десять. Безумно здорово, что они у нас есть, но безумно мало. И, конечно, многие театры просто не конкурируют между собой, потому что занимаются разными жанрами. Новосибирский музыкальный театр и, скажем, театр «Красный факел». Одни работают с музыкой, другие — с драмой. И у них своя аудитория есть, свои поклонники, которые уже любители жанра. Но, в принципе, не находятся в очень тяжёлой конкуренции драматические театры, потому что у каждого театра есть своё лицо, своё обаяние, свои особенности, поэтому, как правило, если человек к одному театру приверженец, он ходит. Есть группа зрителей, которые ходят везде, их интересуют, допустим, новинки. В этом плане театрам конкурировать нет смысла. Сложнее, конечно, когда происходят фестиваль за фестивалем. Здесь напрямую от зрительского кошелька зависит, сначала один фестиваль, потом другой, вы понимаете, зритель один и тот же. Часть меняется, а часть — театралы, которые хотят и туда, и туда, кому интересен театральный процесс в целом. И вот у них ограниченный бюджет, и они будут выбирать, но это такая конкуренция не напрямую между театрами, конкуренция симпатий.

— У нас «жемчужиной» Новосибирска считается оперный театр. Оставляет он за собой звание главного театра или уже отходит на второй план?

— Ну знаете, сложно оперировать словами «жемчужина», «главный театр», потому что совершенно разные виды искусства. Понятно, что театр оперы и балета самый большой, самый масштабный, имеет самые большие возможности, финансируется из федерального бюджета, не из местного, в отличие от других театров. Соответственно он может потратить больше денег на постановки, на приглашение известных людей, но сказать, что он главный, нет, я бы не сказала. Есть зритель, который ходит в подвальчик к Афанасьеву, и для него этот театр — главный. Есть зритель, который на дух не переносит балет, он ходит туда, где балетом и не пахнет. Есть те, кто ходят в «Старый дом» и хотят видеть актуальный сегодняшний театр, и для них любимое и главное то место, где они получают зрительское удовольствие, эмоции.

— На каждый театр свой зритель находится?

— Безусловно.

— Из всех фестивалей, которые последние проходили, какой лично вам больше понравился?

— Как с театрами, я не могу сказать, люблю этот, а не люблю другой. Когда ты смотришь, постоянно ходишь, понятно, что тебе может понравиться какой-то конкретный спектакль, у тебя могут быть стилистические предпочтения. Но в целом невозможно любить или не любить какой-то театр, это непрофессиональная позиция, мы идём, смотрим. Если говорить про фестивали, то они тоже все имеют своё лицо. Я могу сказать, что, когда начинается фестиваль, тебя настолько захватывает, что ты не можешь не любить, если он грамотно, качественно сделан, если подобран контент хороший. Я люблю фестиваль «Хаос» за то, что он привозит какие-то необыкновенные спектакли, спектакли на гребне «постановочной волны», с интересными режиссёрскими решениями, провокативные и дискуссионные. Я безумно люблю «Ново-Сибирский транзит» за его домашнюю атмосферу, за то, что он не привозит театры, которые, может быть, у всех на слуху, потому что мы все знаем МХАТ им. Чехова, но вряд ли мы знакомы с маленьким театром в городе Шарыпово. Но они привозят театры из регионов и знакомят таким образом со зрителями, что если ты смотрел один, два, три фестиваля и этот театр — постоянный участник, ты его будешь любить, будешь на него идти, покупать билеты, и это тоже будет уже твой театр и твоя история. Я люблю Рождественский фестиваль, наверное, люблю за те спектакли и те истории, которые он мне когда-то подарил. Именно с Рождественского фестиваля начинался у каждого лет 10-15 назад просмотр московских, петербургских спектаклей, нашумевших названий. Когда ты не мог выехать куда-то, но ты знал, что на Рождественский фестиваль привезут что-то такое, что не даст тебе потом долго уснуть.

— Что самое интересное в театральной журналистике?

— Работа с текстом. Мне нравится, когда увиденное, услышанное вдруг преобразуется в буквы, когда ты начинаешь сооружать какой-то текст, как прическу, это как строительство здания, лепка скульптуры. Ты работаешь, на другом уровне свои эмоции трансформируешь. Мне нравится журналистика за эмоции, которые она дарит, потому что может быть самый серый будний день, и видишь фильм, от которого у тебя сносит крышу и хочется всем рассказать. Если тебе повезёт, и приехал создатель, вы побеседовали, начинаешь бежать и делиться этой информацией: «Посмотрите, что я знаю, услышьте меня». Очень хочется поделиться.

— В каком жанре вам интереснее всего писать?

— Я люблю интервью, люблю подробные интервью. Я такой мамонт, динозавр, понимаете, сейчас нужно интервью краткое, ёмкое, хорошо бы ещё ни о чём, а мне нравится подробное интервью, чтобы можно было услышать, узнать побольше о героях. Он приехал на спектакль, ты разговариваешь о спектакле, а уходишь в такие истории, которые вокруг клубятся. Я очень люблю жанр фельетона, к сожалению, редко приходится в нём работать, мне кажется, фельетон сейчас должен быть востребован максимально, мы идём на пути к тому, чтобы именно языком фельетона рассказывать о происходящем. Действительность располагает к этому.

— Что самое трудное в том, чтобы взять хорошее интервью?

— Мы всегда можем подготовиться, да. Если в доинтернетную сферу мы шли на интервью, нам нужно было прям очень потрудиться, если ты не владеешь информацией, что-то узнать, то сейчас мы всегда «О’кей, Гугл», перед нами вся история героя, если повезёт, мы можем залезть в социальные сети посмотреть, мы можем официальные интервью почитать. Бывает так, что о герое мало известно, но, в принципе, если ты знаешь, чем он занимается, если ты в этой сфере разбираешься, для тебя это не проблема. Куда сложнее поймать настроение. Все мы люди, ты можешь прийти, а человек закрыт. Вот он назначил интервью, но он не хочет разговаривать, у него испортилось настроение, или он прочитал о себе пакость в газете, теперь все вы плохие журналисты, он будет вас гнобить. Иногда сталкиваешься с высокомерием, сложно преодолеть, с недоверием, тоже приходится через это пробираться, и вот эти нюансы, когда у меняя есть вопросы, я готов, я знаю, я хочу, я могу, вдруг ты сталкиваешься со стеной. Человек может молчать, потому что сегодня вот так он решил, а ты понимаешь, что ты потратил время, силы, тебя ждёт сидит редактор, которому трудно объяснить, что вот, не сложилось.

— Может какие-то советы можете дать? Чтобы живое интервью взять.

— Во-первых, готовиться. Это основа. Мы можем записывать на разные носители, любым способом расшифровывать, у нас могут быть собеседники из любой сферы. Но если ты пришёл, ты не знаешь, с кем ты говоришь, о чём ты говоришь, то не получится ничего. Конечно, может произойти какая-то случайность, вы найдёте точку соприкосновения, но, как правило, время интервью ограничено, и у тебя нет в запасе трёх-четырёх часов, чтобы это нащупать, поэтому старая-добрая подготовка даёт плоды.

— Есть ли у вас любимый спектакль?

— Сейчас я подумаю… Мне кажется, у меня в каждом театре есть свои нежно-нежно любимые истории. Если мы говорим о действующем репертуаре, я очень люблю «Таймаут» театра «Красный факел», мне очень нравится мюзикл «Фома» в Новосибирском музыкальном театре, я очень люблю балет «Пер Гюнт» в оперном театре, это одно из единственных названий за последние лет пять-восемь, которые не вызывают у меня раздражения в оперном театре. Я очень люблю «Пера Гюнта» в «Старом доме». Я очень люблю в «Старом доме» «Путешествия Нильса с дикими гусями», детский спектакль, люблю за качественную работу «Идиота» Андрея Прикотенко. В театре «Глобус» я люблю детский спектакль «Чук и Гек». Это просто какие-то мои нежнейшие чувства, и я готова его пересматривать по-взрослому много раз.

— Что самое интересное или сложное в работе с актёрами или режиссёрами?

— Сложнее всего, наверное, работать с людьми, которые мало взаимодействуют со словом. Например, балетные артисты часто замкнуты в общении, хотя это далеко не аксиома. С драматическими артистами всё то же самое, как с, простите, самыми обычными людьми. Если человек открыт к общению, то у вас всё получится, если человеку есть, что сказать. У всех абсолютно разное внутреннее состояние, разное понимание, разное настроение. Если человек развивается внутри себя, готов делиться какой-либо информацией, то, конечно, ты ловишь беседу. Сложность в другом, порой хочется поговорить о каких-то узкоспециализированных вещах, артисты уходят в каике-то профессиональные области, если ты не работаешь в специализированном издании, редактор скажет, что надо какие-то общие вещи проговорить, не какой-то ваш междусобойчик услышать. Это всегда так возвращает на землю.

— Может быть есть какой-то человек, у которого вы бы сейчас хотели взять интервью?

— Я не знаю. Если так складывается, я всегда беру интервью. Это как вопросы «С каким писателем вы бы хотели увидеться?», у кого интервью взять… я не знаю. Возникает человек — возникает пища для беседы. Я вижу спектакль, я понимаю, что я могу спросить, что я могу сказать, а абстрактно, когда много лет в культуре работаешь, как-то не хочется мыслить абстрактно в этом направлении.

— А вы не думали о работе в театре актрисой?

— Никогда. Я скорее свою жизнь представляла плотно связанную со словом, может, какую-то филологическую деятельность, мне кажется, у каждого свой дар. И артистический дар меня явно стороной обошёл, (смеётся) это всегда было понятно.

Есть такой миф, что все театральные журналисты, все критики пошли в журналистику, пошли в критику, потому что у них не сложилось, они хотели на сцену, ничего подобного.

Я знаю много театральных обозревателей, и я даже не припомню среди них человека, который хотел бы быть артистом, вот, что-то там не задалось. У каждого своё. Это прекрасная профессия, это разные профессии совершенно. Нет такого, что выбираешь, куда я пойду: в журналистику или в актёры. Мне кажется, это люди с разным складом ума.

— С чего начался ваш путь журналистский? Какая была первая газета, в которой вы работали?

— А у меня всё просто, первой газетой была «Новая Сибирь». Вообще я начинала, это было очень смешно, пришла в газету просто попробовать, могу ли я писать, буквы складывать в газетный материал. Это была газета «Педагогическое эхо», писала там об учителях, а потом очень быстро перешла в «Новую Сибирь». Мой первый материал был посвящён выставке музея «Сибирская береста». Из газет, местных изданий это основное, где-то я работаю по заказу, просят написать другие журналы, газеты, сайты. А это полюбившееся местечко, которое бросать жалко, потому что я понимаю, что у меня пока что есть силы вести театральную хронику города, потому что я специализируюсь на театре сейчас, хотя раньше в целом культурой занималась. Но сейчас, в силу своей занятости, я оставила самое любимое и самое драгоценное. Очень не хочется бросать, потому что я бы не хотела, чтобы с моей газетой произошло то, что происходит со всеми изданиями, чтобы культура ушла из изданий как полоса. Очень хочется говорить честно, по возможности красиво, о театрах нашего города.

— Журналистика — это больше искусство или ремесло?

— Конечно, прежде всего ремесло. Чтобы получилось искусство, нужно, наверное, сделать сто изделий, чтобы у тебя получилось что-то сверх, прежде всего мы безусловно ремесленники. Мы можем сколько угодно говорить, какие мы гениальные, но без базы, основы, из которой мы лепим… мы же все понимаем, что есть рутина, есть ежедневные издания, сайты, когда ты должен каждый день писать материал, а то и не один, невозможно всё время создавать шедевры. Есть работа, прежде всего, работа состоит не только из какого-нибудь раз в год свалившегося на тебя гениального режиссёра, с которым ты поговорил, или спектакля, который случился, все сезоны разные. И ты можешь просмотреть десять плохих спектаклей, а потом тебе пребудет счастье, но ты должен написать обо всех, ты должен анонсировать все десять, не только тот одиннадцатый, который будет счастливым. Ты должен все будни пройти, и это, конечно, ремесло. Вдохновение — это, конечно, прекрасно, но оно рождается в процессе работы. Если мы будем сидеть и ждать, как и в случае с писателями, наша великая русская литература знает сюжеты о людях, которые сидят и якобы ждут вдохновения. Тем более это работа, ты будешь звонить редактору и говорить: «Извините, я сегодня не взяла интервью, не сняла репортаж, у меня не было вдохновения», твоя карьера закончится очень быстро.

— Бытует мнение, что пресс-служба — не творческая, серьёзная организация. Как на самом деле обстоят дела, как можно совмещать с журналистской работой?

— Иногда мне кажется, что невозможно совмещать, с другой стороны, оно как-то совмещается. Ты находишься по разные стороны, и пока я вижу для себя определённые преимущества, я становлюсь как журналист, я понимаю, что происходит с той стороны, это каких-то ненужных страданий меня лишает, может быть я успокаиваюсь как-то. Я понимаю, что так происходит не потому, что они в пресс-службе сидят там такие вредные, а потому что есть на то причины. С другой стороны, я как журналист всегда ратую за своих журналистов, никогда не дам в обиду, я понимаю, что им нужно. Не просто прийти на мероприятие и отсидеть где-то в сторонке, нужно предоставить картинку, материал, комментарий, мы работаем друг для друга в тесном взаимодействии. Я очень люблю журналистов, которые приходят в «Старый дом», сотрудничают с нами, да, бывает непросто, мы сталкиваемся с непреодолимыми обстоятельствами, но как журналисту нужны время и силы, чтобы сделать хороший сюжет, статью, материал, репортаж, так и литературной и драматургической части театра нужно приложить много усилий, чтобы помочь режиссёрам и артистам представить свой продукт. Если мы не расскажем хорошо, почему нужно прийти к нам и посмотреть наш спектакль, ну половина потенциальных зрителей развернётся и уйдёт к тем, кто об этом расскажет лучше.

— А не обвиняют в предвзятости из-за работы в пресс-службе одного театра?

— Я не знаю, что думают другие, мало знающих меня лично товарищей в театрах, но те, с кем я сотрудничаю, знают, что я всегда открыта, как журналист, несмотря на свою работу в театре «Старый дом», я много пишу о других коллективах и событиях, тем более я могу спокойно сама обращаться и говорить, я слышала, что у вас происходит, я хочу написать. Не бывает такого, что мне звонят, а я говорю нет, я не пойду к вам. Если я не могу что-то объять, это потому, что мне не хватает времени и рук, а если бы у меня были ещё пара рук и пара голов, или хотя бы двадцать четыре лишних часа, я бы, конечно, больше вкладывалась. Но я свою работу в одном месте не переносить на журналистскую деятельность. Это этическая норма, как сотрудник театра я знаю то, что происходит внутри театра, но я никогда не буду об этом заявлять публично, использовать эти факты в своей журналистской деятельности. Потому что это не есть норма, это нарушает границы. Если ты с этикой дружишь, то никаких проблем не возникает.

— То есть вот эту грань нетрудно соблюдать?

— Сложность возникает только в рецензиях, из-за чего я где-то зачастую отказываюсь, потому что мы должны понимать: Новосибирск — это маленький город, мы все друг друга знаем, нас, пишущих, очень мало.

Театральные люди очень обидчивые, восприятие такое тонкое, они создают этот продукт своими потом, кровью и руками, мозгами, и они, конечно, очень обижаются. И бесполезно доказывать, что, ребят, я так вижу. Они обижаются на тебя даже если ты никак не связан с другим театром, а если связан, то это всегда такая красная тряпка. Важно не дать повод.

— Бывают ли сомнения, предвзят ли я здесь, честно ли я сейчас пишу?

— Всегда бывают. Это не зависит от того, что у меня две сферы деятельности. Всегда думаешь, может быть я не прав, может стоит на это с другой стороны посмотреть. В этом смысле очень помогают разговоры с коллегами, мы с удовольствием, если есть возможность, обсуждаем спектакли после просмотра. И когда ты разговариваешь, вступаешь в спор, начинаешь свою точку зрения отстаивать, слушать другую, какие-то вещи у тебя в голове меняются.

— То есть эта некая неуверенность, наоборот, как толчок работает?

— Мне кажется, абсолютно уверенными в себе могут быть только идиоты, либо гении. Что, кстати, очень часто пересекается в полях. Ну да, почему нет? Почему не усомниться в том, что ты не единственный, кто может быть прав?

— Когда вы учились в университете, был ли какой-нибудь кружок театральной журналистики?

— Был спецкурс, но поскольку я училась на филологии, времени катастрофически не хватало, когда возникла газета, сначала медленно пробиралась, потом сильнее и сильнее начинала захватывать, нужно было столько поймать моментов, заниматься своим образованием попутно. В общем на спецкурсы меня уже не хватило, постигала в полях.

— А сейчас как справляетесь с недостатком времени?

— Мне очень сложно говорить о недостатке времени, потому что его очень не хватает, просто катастрофически. У меня двое детей, я — мама, и львиную долю времени занимают дети, я мало сплю, я встаю в четыре утра, как правило, иногда попозже. У меня напряжённый рабочий день. Понятно, что театр имеет свою сезонность, и я могу вздохнуть только летом, когда они закрываются, а в остальное время приходится напряжённо работать. Особенно если у нас случаются фестивали в Новосибирске, ты уходишь с головой в фестивали, выныриваешь, а потом понимаешь, что нужно ещё об этом написать.

— Ваши дети любят театр? Как-то приучаете или они сами интересуются?

— Просто так никто не заинтересуется, если не показать театр. Конечно, мои дети, некоторым образом, неизбежно были связаны с театром, потому что маме нужно идти смотреть спектакль для детей, естественно, дети берутся с собой. Тоже смотрят. Или не с кем оставить, такое тоже бывает. Дети очень любят ходить в театр, пока они в том возрасте, когда можно не стесняться этого. Последний спектакль, на котором мы были, это «Хроники Нарнии» Красноярского ТЮЗа. Это один из наших любимых семейных театров, потому что они производят очень качественные спектакли для детской и юношеской аудитории. Мы с детьми специально ездили в Красноярск, смотрели на месте. Мы очень любим вместе ходить в театр, мы очень любим вместе смотреть кино, это какие-то наши радости семейные.

— А дети не хотят в будущем стать журналистами?

— Они знают, что журналистика не есть какое-то весёлое занятие. Это тоже один из мифов, почему многие хотят заниматься культурной журналистикой, потому что это какие-то знакомства, ты ходишь в театр бесплатно, о, вау, как здорово, ты общаешься с актёром, ты с ним можешь свободно поговорить, и с режиссёром. Но очень быстро весь этот флёр слетает. Мне кажется плотной работы сезон отработаешь, это уже то, что не радует, наоборот, пытаешься дистанцироваться, чтобы это всё не мешало, не вмешивалось в твою работу, не отвлекало. Поэтому мои дети прекрасно видят, что журналистика — это не весёлая тётя, которая порхнула и выпорхнула, пакость написала или наоборот. Нет, ты сидишь за компьютером, какое-то огромное количество времени, долбишь по клавишам, куда-то ходишь, если фестиваль, ты посмотрел три спектакля в день, ты приходишь, всем сразу понятно, что это было тяжело.

— Три спектакля в день?!

— Да, бывает, какие-то фестивальные, действительно, два-три спектакля в день. Ну это нечасто… или по спектаклю каждый день, ты ходишь прям подряд. Очень тяжело.

Это такой же труд, внимательно слушать, просматривать спектакль, потому что все посмотрели, поплакали, похихикали, вышли и забыли, а тебе ещё нужно что-то с этим делать, максимально сохранить, себе на подкорку записать.

— Случается какое-то перегорание?

— Конечно, как в любой работе, наступает усталость, наступают периоды, когда ты думаешь, а кому это нужно, а нужно ли это мне? То есть, этим ничем моя работа не отличается от любой другой. Всегда рано или поздно ты сталкиваешься с какими-нибудь экзистенциальными проблемами в своей сфере.

— А как с ними бороться?

— Ну ведь всё просто. Ты всегда можешь отказаться от этой работы. Мы же не находимся в ситуации, когда ты живёшь в деревне и можешь работать только дояркой или не работать. Ты всегда можешь изменить сферу деятельности. Когда возникают такие вопросы «а зачем?», «а кому это нужно?», ты думаешь, о’кей, иди завтра относи заявление на увольнение, вот сядь и представь, ты перешла в другую сферу, к этому больше не имеешь никакого отношения, занимаешься другими делами. У меня срабатывает. Получается, я ещё не назанималась тем, чем занимаюсь, чтобы уйти навсегда, хлопнув громко дверью.

Беседовала Елизавета Койнова