Пётр Маняхин: «Журналистика — не самая безопасная, не самая лёгкая и не самая высокооплачиваемая работа»

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА

Пётр Маняхин* — основатель личного проекта «Господи, спасибо, что я из Новосиба» и бывший корреспондент «Проекта»**. Раньше работал в «Тайге.инфо» и «Батенька, да вы трансформер». В 2018 году вошёл в рейтинг журнала «Esquire» как журналист, за работами которого стоит наблюдать.

— С какой профессией изначально ты хотел связать свою жизнь?

— Сначала я хотел стать фотографом, химиком, юристом… Потом я пришёл на журфак и только после этого захотел быть журналистом. До поступления я работал в школе копирайтером, какие-то деньги зарабатывал: писал тексты на заказ. Пришёл на журфак и решил, что раз уж поступил и учиться весело и забавно, то стоит поработать, чтобы понюхать пороху и понять, что происходит.

— Почему именно журналистика?

— Мне всегда было интересно писать тексты в разных их проявлениях: в школе пытался писать художественную графоманию, потом рекламные тексты. Мне и показалось логичным попробовать журналистику, хотя это разная природа этих видов деятельности. Но мне казалось это логичным, вот попробовал и пробую до сих пор.

— Это твой личный выбор?

— Да, на него особо никто не повлиял. Если ты про родителей, то они были скорее против этого выбора, и, думая об этом сейчас, могу сказать, что были правы. 

— Почему родители были против?

— Эти же аргументы и я могу привести, когда меня спрашивают: «Стоит ли идти работать журналистом?». Журналистика — не самая безопасная, не самая лёгкая и не самая высокооплачиваемая работа. Хотя, есть разная журналистика и, возможно, где-то по-другому. Но вот та журналистика, о которой я тогда разговаривал с родителями и которой занимаюсь сейчас, не самая безопасная, лёгкая, высокооплачиваемая профессия: ты выматываешься, иногда пишешь про какие-то темы, от которых потом спать страшно. Родители, конечно, хотят, чтобы их дети получали много денег, были в безопасности и не очень сильно напрягались из-за этого. Это нормально, они просто хотят простого человеческого блага и счастья. Общественно-политическая журналистика этому во многом противоречит.

— Несмотря на опасность и небольшие зарплаты, что даёт журналистика для души?

— Я думаю, что это состояние знакомо многим людям, которые делают контент. Первое — потоковое состояние, особенно это заметно при работе с большими текстами, когда ты уже всё собрал, придумал и уже садишься писать. И вот это состояние потока, в котором ты пишешь, оно даёт тебе некоторое удовлетворение. Второе — когда уже всё готово, свёрстано и находится на сайте. Вообще, когда я пытаюсь не работать, например, уйти в отпуск или просто перестать обращать внимание на новостную повестку, то у меня это не получается. Мне важно всегда быть в курсе всего, и журналистика — работа, где тебе платят за то, что ты в курсе. Клёво, когда ты получаешь деньги за то, что тебе нравится. Многие люди для этого хобби заводят, а у меня есть работа. Но и вообще мне нравится создание текстов и историй. Здесь я себя чувствую наиболее органично, поэтому, когда меня спрашивают: «Ты кто?», я отвечаю: «Журналист».

— Ты изначально хотел писать про общественно-политическую деятельность?

— Я пытался писать про культуру, но понял, что я просто в этом ничего не понимаю. И перестал, потому что писать о том, что ты не понимаешь — странно: нужно рассказывать о теме разным людям, которые понимают её как лучше, так и хуже тебя. А когда ты плохо разбираешься в теме или когда она становится неинтересной тебе, то не получается рассказывать об этом полно, интересно и объективно. Поэтому как-то сразу со стажировки на первом курсе я перекочевал в общественно-политическую журналистику и там нахожусь до сих пор. 

— Какая была первая практика в журналистике?

— Когда я только прошёл на журфак, летом, я решил поработать четыре месяца в газете «Приобская правда». Свой первый репортаж я написал со дня физкультурника, его каким-то чудом пропустили в печать. Он был очень странный: обо всём, кроме дня физкультурника. Потом самиздат «Батенька, да вы трансформер», который я читал, объявил, что им нужны авторы. Мы списались с Егором Мостовщиковым, главным редактором самиздата, и он позвал меня писать новости, которых тогда в «Батенька, да вы трансформер» не было. И мы с несколькими людьми создавали новостной отдел, который просуществовал некоторое время и потом несколько раз реинкарнировался. Там изначально не платили никому, в том числе и мне. Но я всё равно считаю это работой, потому что Егор и другие коллеги научили меня многому, что я сейчас знаю и использую. Они во многом сформировали меня как профессионала. Потом мне хотелось другого опыта, и я пошёл на летнюю практику в «Тайгу.инфо».

Вообще первая запись в моей трудовой — техник пресс-службы НГУ — так официально называлась должность главного редактора студенческого журнала «УЖ». В той или иной степени я занимался журналистикой с первого курса, мне кажется, что это правильно для тех, кто учится на журфаке, если они хотят продолжать работать журналистами. Самое главное, где можно научиться журналистике — редакции приличных СМИ, которые тебе нравятся, которые ты читаешь и в которых тебе есть, чему поучиться. 

— Важно ли иметь журналистское образование?

— Журналистское образование, да простит меня мой факультет, довольно странная штука. Я считаю, что университетское журналистское образование необязательно. Есть много примеров хороших журналистов как с журналистским образованием, так и без него, в особенности у людей старшего поколения. Но мне кажется, что для любого журналиста, пишущего в первую очередь, важно базовое гуманитарное образование, потому что оно даёт представление о работе с текстами: образцы, как правильно выражаться на русском и любом другом языке. Журналистское образование — странная штука, но сам журфак классный, потому что ты сразу знакомишься с будущими коллегами.

— Почему тогда решил пойти учиться в магистратуру? 

— Я учусь в магистратуре на Game Development. Насколько понимаю, по диплому буду магистр журналистики со специализацией «Game Development». По идее, я — нарративный дизайнер. Я люблю компьютерные игры, мне было интересно заглянуть в компьютерный мир. Ещё в последнее время мне интересно исследование видеоигр — game studies.  Мне захотелось об этом узнать, поэтому я и пошёл в магистратуру: заглянуть немножечко в смежную сферу и, может быть, иметь возможность сменить в будущем профессию. Мне показалось это клёвым, но это вообще всегда клёво: мы же журналисты, поэтому должны всегда узнавать что-то новое. 

— Почему именно печатная журналистика?

— Мне нравится писать тексты, мне кажется, что текст — наиболее удобный канал коммуникации, где много свободы предоставлено любителю. Условно говоря, ты можешь легко перемотать в структурированном тексте до интересного тебе момента — это сделать легче, чем в видео, даже несмотря на наличие на ютубе тайм-кодов. Сейчас я осваиваю подкасты — это всё-таки ближе к тексту, чем к «телику», потому что на ТВ важен видеоряд. Это немного не моё, мне русская речь роднее. 

— Из-за чего возникло желание заняться подкастами?  

— Из-за желания попробовать что-то новое, нельзя же сидеть на одном месте. Надо брать всё самое свеженькое и пытаться с этим что-то сделать. Ну я и начал слушать подкасты, мне стало интересно как их делают, а самый лёгкий способ узнать как — пойти их и делать. Сейчас мы готовим второй сезон. Вообще, я и монтажёр, и продюсер, и ведущий, и дистрибутор и т.д. Но я продолжаю настаивать, что моя основная специализация — тексты. 

— Сразу ли ты пришёл к тому, что хочешь делать специальные репортажи? 

— Как-то сразу, просто мне казалось, что большой текст написать легче, чем маленькую новость, потому что у тебя есть больше пространства и ты можешь рассказать всё, что знаешь, чтобы дать полное представление. Но оказалось, что на самом деле это не так: написать большой текст, который будут хорошо читать и который будет логичный и структурированный сложнее, чем написать новость. Но чтобы прийти к этому, мне понадобилось писать большие тексты. 

В «Тайге.инфо» я два года посидел на новостях: они были моей основной работой, и я понял, что мне это не очень нравится. Хотя это местами тоже весело, но не так весело, как делать большие тексты. Но специальные репортажи местами делать довольно сложно, мучительно и иногда очень грустно, потому что есть особенно сложные и важные истории.

— Страшно ли было начинать делать расследования?

— Я делаю какие-то штуки, которые всегда неприятны людям, обладающим властью в широком смысле: бизнесменам, чиновникам, политикам. Журналистика ведь для этого и создана. Мне кажется, что не может быть журналистики, которая хвалит. Её не должно существовать. Журналистика в любом издании должна отстаивать интересы общества, а интересы общества постоянно подвергаются каким-то нападкам. Поэтому человека, о котором ты пишешь, нужно критически осмыслить. Даже когда пишешь про того, кто тебе нравится, ты должен подумать, а что в нём есть хорошего, а что плохого. И обычно, когда ты пишешь про влиятельных людей, подходя к ним таким образом, обнаруживаешь, что в них больше плохого. Но это не все такие, просто частные случаи. Короче, другой журналистики быть не должно, заниматься я ей не хочу. 

Я задумывался о критике: у меня была читка пьесы в Старом Доме в рамках театрального проекта «Дисциплина». После читки мне пьеса показалась слабой, и через некоторое время я решил её отредактировать, прочитав на неё рецензии. И господи, они все были хвалебные в той или иной степени. Я побыл объектом журналистских публикаций, и я думаю, что если бы я был политиком и видел только такое, то я бы вообще не знал, что мне делать. Я бы вообще не видел никакой обратной связи — это же кошмар. Давать обратную связь — наша прямая задача. Наша прямая задача искать изъяны, наступления на интересы общества, копаться в плохом, находить плохое и говорить: «Смотрите, это плохо!».

— В этом году, когда только начались митинги из-за Навального, к тебе домой приходил сотрудник прокураторы, были ли уже до этого проблемы с властью?

— Как я потом понял, сотрудник прокураторы приходил ко мне потому, что я в выборах участвовал. Это всё тоже жутко некрасиво: не должны приходить к людям сотрудники прокураторы, потому что они участвовали в выборах не за ту партию, которая нравится сотрудникам прокураторы. Это всё абсолютно ужасно. 

Проблемы возникали и до этого, и будут возникать впредь. Таковы реалии. Когда я работал в «Тайге.инфо», я был в следственном комитете, наверное, раза четыре совершенно из-за разных материалов. У меня, конечно, не было обысков, меня даже не задерживали, но разговоры, опросы, допросы, заявления на меня непонятно от кого были. Проблемы — в России сейчас нормальная часть профессии, но, конечно, вообще ненормальная.

— Повлиял ли рейтинг Esquire на репутацию?

— Рейтинг да рейтинг, ничего такого не было. Очень смешной сюжет сняла Россия-24, что мы отрабатываем западные гранты. Что самое смешное — они не нашли ни одного доказательства того, что существуют какие-то деньги. Они тогда наделали много смешных сюжетов с упоминанием моего имени. Это единственный, по-моему, крупный медиа эффект. А так этот рейтинг писала Маргарита Журавлёва, спасибо ей за то, что она меня тогда отметила, мне было очень приятно.

— Журналистика больше про творчество или ремесло? 

— Есть нормальный термин «творческая работа». «Творческий работник» —он всё-таки работник, но должен подходить к работе творчески. С журналистикой тоже самое: где-то больше, а где-то меньше. Понятно, что, например, в новостях есть протоколы, по которым ты и должен работать, хотя там тоже возникают такие ситуации, где без доли смекалки и творческого подхода невозможно ничего сделать. Если вы думаете, что писать авторские колонки — журналистика, то могу сказать, что это отдельная и специфичная область журналистики, публицистики скорее. Ей можно заниматься, но это другая работа. Для этого есть какая-то полянка в журналистике, но лучше стать иллюстратором, художником, писателем, потому что в журналистике люди, которые приходят туда только для самовыражения, очень часто теряются и, как мне кажется, теряют какие-то жизненные ориентиры. 

— Теряются, потому что не могут самовыразиться?

— Ну да, они ожидают одного, а получают совершенно другое. Они думают: «Сейчас я буду писать про то, как хорошо жить на свете», а им говорят, что вот пиши про завод, трупов. А им вообще не нравится писать про трупы, про криминал, и они начинают ненавидеть свою работу. Очень многие журналисты, которые пришли самовыражаться, должны быть писателями, поэтами, драматургами, сценаристами. Но в результате они попадают в такие издания, где их талант загнивает: им пользуются другие люди в своих целях. Я считаю, что для человека, который хочет самовыразиться и которому есть что сказать миру, журналистика может стать опасной и погубить его талант.

— Какие у тебя были ожидания?

— Сначала ты приходишь и думаешь, что вот я сейчас всё миру расскажу. Но у меня это быстро прошло. Особо у меня никаких ожиданий не было. Когда мне хочется высказаться, я пишу колонки. Есть такой прекрасный жанр, там можно спокойно высказаться и пойти дальше писать репортаж. Но в тоже время поговорка: «Плох тот журналист, который не мечтает написать роман», имеет право на существование. 

— Переживал ли ты профессиональное выгорание? 

— Мне кажется, оно постоянно существует. Ну да, я, наверное, уволился с последнего места работы, до «Проекта», именно поэтому. Мне тогда надоела моя работа: у меня не было прежней мотивации и того уровня удовольствия, который был в первое время. Причём там особо ничего не изменилось, просто я решил, что не надо никого мучить, не надо быть плохим сотрудником для редакции, которую я очень люблю и уважаю. Надо просто уйти. Я считаю, что это нормальная борьба с профессиональным выгоранием: немножко поменял профиль и вернулся к большим текстам.

— Была ли у тебя сложная тема, от которой ты потом долго отходил?

— Самое такое — «Зимняя вишня». Я приехал в «Зимнюю вишню» на командировку через день после пожара. И там прямо везде горе. Есть точное слово «горе», вот ты приезжаешь, и оно там везде: в каждом человеке, месте, действии, слове… Горе, горе, горе. Ты потом приезжаешь, а тебя оно охватывает. Мне тогда хватило самообладания сесть сначала сдать текст, а потом провалиться в пучину всех этих переживаний. Тогда это была трагедия для всей страны, поэтому глупо говорить, что меня бы это не коснулось. Катастрофы, смерти бесконечные — очень тяжело, от этого потом трудно отойти. Когда был ковид, меня вторая волна вгоняла в депрессию, потому что был какой-то мрак беспросветный: все вокруг болеют, умирают, а ты должен постоянно разговаривать с их близкими, а потом писать. Всегда тяжело разговаривать с людьми, у которых кто-то погиб, умер — это одно из самых сложных, а по-другому иногда нельзя.  

И в смысле выгорания трудно разговаривать с людьми, которые тебя посылают. У меня сейчас такая тема, где все меня посылают, по-другому её, к сожалению, сделать никак нельзя: нужно просто перебрать 68 человек, которые тебя пошлют, 69 расскажет чуть-чуть, а вот 70 будет тем, кто тебе нужен. Такие темы тоже бывают, это тоже тяжело, очень демотивируют. Ты думаешь, какой ты плохой журналист, но потом вспоминаешь, что в общем-то такая тема уже была и у тебя, и у других — как-то все справляются. Ну или можно просто забить на неё и пойти заняться чем-то другим, потому что сидеть и страдать уж точно не продуктивно. 

— Без каких качеств человеку будет тяжело в журналистике?

— Любознательность — хорошее слово, которое описывает самое важное качество. Если интересно узнавать что происходит, что происходило и что будет происходить, значит может получиться журналист. Любовь к людям в широком смысле слова тоже полезна, хотя многие её теряют и продолжают работать. Но журналистика всегда, в первую очередь, про человека и для человека. Есть разные кодексы этики журналиста, и вот они все сводятся к тому, что журналисты, как врачи, должны не навредить людям. Без любви к людям и любознательности будет сложно работать.

— Что бы ты хотел изменить в журналистском образовании?

— Мне кажется, что журналистское образование должно быть построено по принципу мастерских. У нас есть в России хороший пример: образование актёров. Должно быть несколько мастеров, практикующих журналистов, которые должны учить студентов по принципу мастерских: постоянно собираться на протяжении четырёх лет. Вот мини-редакция + базовое гуманитарное образование. Вот такая штука, как мне кажется, была бы в точку. Другая проблема: «Где взять этих профессионалов, которые будут вести мастерские?». На этот вопрос у меня нет ответа особенно с уровнем оплаты труда преподавателей, а особенно без учёных степеней. 

— Что бы ты посоветовал нынешним студентам и выпускникам журфака?

— Трудно. Я не знаю, чем закончится история с разгромом независимых СМИ в России и насколько это будет глубокая эрозия всего. Посоветовал бы следить за всем, что происходит в мире, держать, что называется руку на пульсе и продумывать пути отступления. И ещё совет, что если вы понимаете, что вы не можете заниматься той журналистикой, которой хотите, а можете заниматься только той, которой не хочется, то лучше уходите из журналистики в какую-то смежную специальность или не смежную. 

Беседовала Ирина Нетужилова

* включен Минюстом в реестр СМИ-иноагентов
** издатель признан Генпрокуратурой «нежелательной организацией»