Елена Болтинова: «Эта работа очень стихийная, и эта стихия где-то проявляет лучшие черты человека, а где-то худшие»

Елена Болтинова ушла из журналистики после 11 лет работы. Пройдя путь от ведущей регионального канала до шеф-редактора в Москве, она поняла, что из себя представляет профессия журналиста. Мы с ней поговорили об этом. 

— Как началась ваша карьера журналиста?

— Моя карьера началась с третьего курса. Я училась на отделении журналистики Кемеровского государственного университета. У нас преподавала одна из телевизионщиц, Ольга Фролова — на тот момент, главный редактор канала СТС-Кузбасс. И вот, на одной из своих пар, она заметила меня, еще одну девушку и всех мальчиков, которых были — их было всего четыре в группе. Нас шестерых она позвала на стажировку на ТВ. Это была моя первая работа, которая принесла мне какую-то копеечку. Но дело было не в деньгах, на самом деле. Очень хотелось работать, очень хотелось удержаться за коллектив всеми силами. Так, с третьего курса меня в эту историю затянуло, и я осталась там работать. Добилась места в штате — это было тогда важно. Заканчивала я вуз с уже определенным местом работы. Потом недолго музыка играла, сразу после вуза я вышла замуж, и мы с бывшим мужем приняли решение переехать в Москву.

— И как вас приняла Москва?

— Это был тяжелый период, потому что за три года работы в регионе на ТВ мне удалось многого достичь — мне уже предлагали хорошую должность. 

Из Кемерово я уезжаю, возомнив себя суперпрофи. Да я все могу, все горы сверну! Приезжаю в Москву и оказывается, что здесь я никто и звать меня никак. И надо начинать все с начала.

На тот момент меня на работу пригласили только два телеканала. Это был канал Life и НТВ, программа «ЧП». Было понятно, что это редакции, в которых нужно будет работать сутками — снимать маньяков, убийц, трупы и так далее. Конечно, не очень хотелось это делать, но других вариантов не было — за съемную квартиру нужно платить, нужна работа.

Кстати, достаточно прикольная история была. Проводил собеседование в Life со мной мужчина, назовем его Игорь. Имя заменено. Я, видимо, себя как-то не очень уверенно показала на собеседовании, и он предложил мне только позицию ночного корреспондента в программе про происшествия за какую-то минимальную оплату. Самая-самая-самая низшая ступень работы корреспондента. Ты ездишь, снимаешь машины, которые попали в аварию, пишешь коротенькие тексты. И, естественно, мало денег. В итоге, я пошла на «НТВ». Проработала на «НТВ» всего два месяца, у меня не выдержала моя нервная система, стали сниться кошмары. Я оттуда ушла. 

Спустя какое-то время я нашла работу корреспондентом на канале «Москва 24». Там мне уже нравилось работать, потому что это был такой модный, молодежный канал, где все могли говорить слово «блин» в эфире или выглядеть так, как мы выглядим в обычной жизни, а не с начесом. Сначала я была корреспондентом. Потом мне дали собственный проект, я писала большие программы. После я стала форматной ведущей, а затем получила должность шеф-редактора формата. Ну, то есть, пошло-пошло-пошло. 

В какой-то момент меня, в качестве практикующего журналиста, мой коллега приглашает принимать госэкзамены в МГУ на отделении журналистики. И там, среди таких же коллег-практиков, которых пригласили в МГУ, я встречаю того самого условного Игоря, который предложил мне самую низкооплачиваемую работу с фразой: «Вам еще нужно подучиться и подтянуться». Он меня не помнит. 

После встречи он пишет мне в социальной сети сообщение: «Лена, был рад вас увидеть, хотел бы пригласить вас на работу в качестве кого-то очень важного, рассматриваете ли вы это предложение?». И тут на меня снизошло озарение, для чего были все эти испытания, препятствия, восемь лет «выгрызания» земли. Чтобы прийти к этому моменту и понять, что удалось вырасти, несмотря на то что в тебя никто не верил. Это был мой момент такого небольшого триумфа, когда я себя похвалила и сказала, что всё было, видимо, не зря. История закольцевалась.

— Есть ли различие между столичной и региональной журналистикой?

— Журналистика очень сильно отличается в зависимости от региона. У меня были примеры моих коллег в Москве, которые родились в центральной России и учились в МГУ или в любых других центральных вузах — они ехали в регион на практику и оставались там работать. Они уезжали в региональные СМИ, для того чтобы быстрее начать работать «ручками». В Москве ты приходишь на практику, и тебе достаточно часто говорят: «Ну, принеси латте без сахара». Проставляют практику и все. 

А те, кто реально хочет набраться опыта, работать с хорошими редакторами — они выбирают качественные редакции в регионах и едут туда. Много моих коллег старше меня ездили работать в Томск. Они делали крутой контент и работать в этой редакции было не менее престижно, чем работать в Москве. 

Отличается безусловно, потому что региональное ТВ, оно ближе к человеку, ближе к каким-то простым проблемам. Я прекрасно помню, как снимала сюжеты про то, как утилизировать ёлки после Нового года. Кому на федеральных каналах интересно, как люди утилизируют ёлки? Понятное дело, что никому. Какая-то частная проблема частного человека, которая в регионе кажется значимой — в Москве она тает на фоне городской повестки. Что смеяться, в Москве по неофициальным данным около двадцати миллионов человек, а в Новосибирске, в третьем городе по численности, всего три миллиона. Разница колоссальная по глобальности города, значит, по глобальности проблем, о которых нужно рассказывать.

Разница в технике, разница в камерах. Такого понятия как режиссура на ТВ в регионе почти нет. Классная визуальная картинка, конечно, она в столице. Но, повторюсь, проще работать «ручками» и вникать в профессию журналиста, все-таки, в регионе. Там быстрее набиваешь шишки и приезжаешь с каким-никаким портфолио. 

— Что, все-таки, разочаровало в журналистике, что вы приняли решение уйти из неё?

— Приняла я решение уйти с ТВ год назад. Дело в том, что опыт работы 8-10 лет — это хороший бекграунд, чтобы попробовать на телике все. И у меня так получилось. Моя карьера сложилась так, что я из девочки-студентки, которая прописывала ведущим БЗ, ВМЗ, доросла до руководителя редакции. У меня в штате было практически 40 человек сотрудников, которых я учила писать, все объяснял. Я была и корреспондентом в кадре, и ведущей, и потом стала менеджером, который запускает проекты. И более того, на момент моего ухода, мне предложили еще более высокую должность, от которой я отказалась, потому что приняла решение: «все, хватит, довольно». 

Суть в том, что для девушки и женщины — это очень тяжелое место работы. У тебя ненормированный график, постоянно горит дедлайн. Если мы говорим о запуске проекта, то у тебя постоянно не хватает времени, не хватает денег, не хватает людей, не хватает времени, чтобы поспать. И вообще постоянная работа на ТВ идет волнами, когда ты спишь по 3-4 часа, потом, вроде, отпустило немного, можно, чуть-чуть выдохнуть. А потом тебе говорят: «Доли упали», и опять спишь по 3-4 часа. 

Журналистика — это работа, с которой сложно планировать отпуск, личную жизнь, совмещать какие-то свои интересы, с которой сложно оставаться не в стрессе. Она еще по силам, когда тебе до 27, а дальше уже хочется что-то другое попробовать, что с телеком слабо совместимо. 

Очень много моих коллег на ТВ либо в разводе, либо одиноки, либо не могут завести детей и так далее. Сохранить баланс «семья – работа» на ТВ очень сложно. Я даже помню, когда пришла работать на «Москву 24», меня спросила, замужем ли я. Я говорю «да» — «ну, готовься, скоро разведешься». Очень часто девушки хотят стать ведущими. Сейчас я понимаю, что это одна из самых трудных работ на ТВ. Если интересно, я могу подробнее рассказать?

— Да, конечно.

— Обратная сторона работы ведущей, о которой никто не думает. Первое — график. Он либо ненормированный, либо очень неудобный. Например, если ты работаешь в утреннем слоте, то ты встаешь в 3.30 –4.00 утра и приезжаешь на работу к 5.00–6.00. Это очень сложно. Это кажется, что тебе хватит на это сил, и отоспишься потом — нет. 

Второе — это твоя внешность. Каждый день тебя красят и укладывают. Кожа и волосы приходят в негодность. Когда я не работала на ТВ, у меня были волосы до талии и ниже. После полугода работы, я их обрезала. Это были спутанные, секущиеся волосы. Кожа тоже вообще треш. Я до сих пор после этого не могу заставить себя краситься. И еще: неважно, у тебя, не дай бог, заболел кто-то в семье, расстались со своим молодым человеком. Тебе нужно всегда хорошо выглядеть. Это опять же профессионализм. И герпес у тебя вскочил — что делать?

Плюс, ко всему, звукорежиссер — это тот человек, который должен надеть тебе звук. Звук прячется. Это значит, что тебе будут в зависимости от твоей одежды прикреплять датчик провода на нижнее белье. Хорошо, если это просто лямка бюстгальтера, иногда — это трусы. Чужой мужчина, который лезет тебе в трусы для того, чтобы надеть звук — это не всегда приятно, правда? 

Это съемки без обеда и выходных. Если ты хочешь, грубо говоря, в туалет сходить — придется потерпеть. Когда я работала на «Москве 24», мы всегда просили продюсеров выбирать место где-нибудь рядом с общепитом, чтобы была возможность сходить в туалет. Ведь проект с 6 утра, ты в эфире с 10 часов, каждые полчаса. Если ты работаешь новостным корреспондентом, ведущей на улице, то неважно дождь, снег, жара — ты работаешь. Ты работаешь, и ты обязана выглядеть так же хорошо, как и ведущая в студии. Это твоя профессиональная этика. Локоны должны держаться, твоя тушь не должна растечься. А, если ты стоишь четвертый час под дождем, попробуй с этим что-то сделать. 

Плюс еще выгорание. Проходит год, и ты уже знаешь примерно, что ты будешь снимать на Новый год, что на 8 марта, на 1 сентября. Одно и то же. Ну, и вся страна отдыхает, а ты работаешь. 

Так что девушки, которые приходили все заряженные, радостные, готовые работать, через год часто становились людьми, у которых поник взгляд, свет лица уже не такой персиковый и не только из-за воздействия косметики, а просто, потому что человеку хочется выспаться, отдохнуть, чтобы его не никто трогал. В общем, идти работать ведущей, не понимая эту поднаготную — это большая-большая ошибка. Человек должен взвесить все «за» и «против», понять, что это сложная, трудная работа. 

— Вы упомянули, что отношение к девушкам оставляет желать лучшего на ТВ, что вы имели в виду?

— Отношения на ТВ всегда более неформальные, чем, если бы ты работала в офисе. Ты работаешь с людьми по выходным, по ночам, делишь с ними обеды, ужины, можешь ночевать с ними в монтажке, чтобы к утру выдать свежий продукт. С людьми на ТВ вы ближе, чем просто коллеги. Просто потому что поставлены такие условия, что вы командочкой собрались и пошли добывать материал, записывать программу. Поэтому там всегда, на мой взгляд, будет больше неформального отношения друг к другу. 

И кто-то эту историю использует классно — находят друзей, которые на всю жизнь. Например, как это было у меня. Для кого-то эта неформатная история — это возможность найти единомышленников, а кто-то в этом неформатном потоке забывает, что они могут ранить чувства другого. Особенно, если это люди, которые незнакомы с пониманием новой этики, не были у психолога ни разу. Для них фраза «Ой, че-то ты потолстела» — само собой разумеющееся. Жене же могу сказать, а коллеге нельзя? А ты потом ходишь к психологу с этой фразой. Это не только проблема в России, на мой взгляд. Не в стране дело. Дело просто в том, что эта работа очень стихийная и эта стихия где-то проявляет лучшие черты человека, а где-то худшие. 

—  Есть ли надежда для журналистики?

— Надежда есть всегда. Главное людям, которые сейчас учатся, вбирать себя как можно больше информации из разных источников. Поставить себе цель и смотреть, как один и  тот же инфоповод освещают разные журналисты. Наши, не наши, в Youtube, в официальных источниках. Самое главное — это критическое мышление. Нужно к каждой публикации относиться критично, и как бы тебе ни казалось информация очевидной, подумать: это точно так? А может, нет? И чем больше люди, которые стремятся в эту профессию, будут чекать факты, смотреть на примеры подачи информации, смотреть на примеры манипуляции — тем выше шанс, что нам удастся в будущем увидеть людей, которые способны критично воспринимать информацию и подносить ее человеку так, чтобы он сделал свои выводы. Ведь главное качество журналистского дела — это всегда преподносить информацию с двух сторон. Если у нас останутся люди, которые готовы показывать два мнения и оставлять читающему, смотрящему выбор делать вывод самостоятельно — тогда, да. Надежда для журналистики есть.

— Есть такое мнение, что журналист — это про стиль жизни, а не про профессию. И вот сейчас, перестав быть журналистом, как вы оцениваете такую мысль?

— Да, профессия журналистов — это сто процентов стиль жизни. И я это подтвердила несколько минут назад, говоря о том, что эта работа сложно совместима с личной, семейной жизнью, с каким-то творческим саморазвитием. У журналиста нет графика работы, особенно, если ты работаешь в новостной журналистике. Что-то случилось — встал и поехал. Более того, тебя могут развернуть на месте. Ты можешь поехать снимать то, что в Москве идет снегопад, а в этот момент происходит что-то более значимое, тебя разворачивают и ты пропадаешь на двое суток. Безусловно, к этому стилю жизни нужно быть готовым. 

Нужно понимать, что тебя могут вызвать на работу в субботу и ты не сможешь сделать маникюрчик, как твоя подружка, которая работает в офисе. Нужно понимать, что между тем, чтобы сходить на свидание и поспать, ты выберешь поспать, потому что тебе завтра в пять утра вставать. Вот это все, естественно, откладывает отпечаток на жизнь. Знаешь, у меня сейчас какая-то Оксана Пушкиной со своими «Тяжелыми женскими историями». Но это правда. Если ты рвешься в бой, будь готова к тому, что «девочкиные» приоритеты, наши гендерные штуки, которые мы любим — они все отходят на второй план. 

— Журналистика это, все-таки, творчество или каждодневное, рутинное ремесло?

—  Смотря как ты относишься к своей работе. Вот это только от тебя зависит. Только от тебя. Либо ты используешь воображение, либо работаешь по наезженным рельсам, никуда с них не сворачиваешь — тогда это будет рутинная работа. Это зависит от человека, зависит от его энергии и ресурса. 

Естественно, всегда приятнее работать с людьми, которые подходят творчески к происходящему. Последняя моя работа — мы делали каждый день двадцатиминутный выпуск. И, конечно, темы повторялись. И в таком режиме автор ловит себя на мысли, что пишет об одном и том же. Шеф-редактор ловит себя на мысли, что читает об одном и том же. И с людьми, которым удавалось находить новое в одной и той же теме, было всегда приятнее работать. Их было приятнее читать, их было приятнее редактировать. Им можно было подкинуть какую-то идейку, они говорили: «вау, классно, я это сделаю». 

Но бывает по-разному. Бывает так, что человек, который всегда был творческим, настолько устает, что он просто больше не в состоянии творить. Делает уже по накатанной, то, что умеет делать.

Со мной всегда закон моего первого работодателя. Я ей принесла какой-то текст, она посмотрела и говорит: «ну, все неплохо, но давай повыпендриваемся?». И показала мне, как можно преобразить текст: тут игру слов, тут «финтифлюшечку», тут закольцевать историю. И вот эта история «все неплохо, но давай повыпендриваемся» — ну, блин, давай. А чего нет? Если можно украсить свой текст, украсить свою работу, то, конечно, нужно этим пользоваться. В этот момент и включается творчество. 

Знаешь, творчество в журналистике — это некие аксессуары. База одна, она должна быть очень хорошей. Чистая, качественная база. Как базовый гардероб. А если ты сможешь снабдить ее какими-то классными аксессуарами, то тогда вообще — красотка.

Беседовала Полина Золотарева