Илья Калинин: «Обвинения — «вас читают дети». Ну, извините, стоит значок 18+».

Илья Калинин — корреспондент НГС уже вот 16 лет. Илья пишет криминальные расследования и делает репортажи с конкурсов красоты. Он рассказал нам о «жёлтой» прессе, сапогах и омикроне.

— Как журналистикой заработать себе на сапоги?

— У меня нет сапог, я не знаю!

— А на кроссовки?

— Кроссовок тоже нет!

— Ну, а на джинсовку?

— Джинсовка у меня рваная, старая. Я не знаю на самом деле. Я вот дочери своей рассказываю, что в любой профессии [нужно делать — Прим. ред.] то, что ты любишь делать, то, что у тебя хорошо получается, и стараться делать, как можно лучше с каждым разом. Стараться делать лучше, лучше и лучше помаленечку, и в какой-то момент это приносит свои плоды, если не останавливаться, а двигаться в этом направлении, делать, что тебе нравится, то, что ты умеешь делать, и делать это всё лучше и лучше, то в какой-то момент это количественное перерастёт в качественное. И будет обратной отдача. На жизнь всегда не хватает, какая бы у тебя профессия не была. А я вообще такой аскет по жизни: могу обходиться вообще малым, мне не требуются какие-то роскоши, гламуры.

— Есть ли темы, которые не стоит освещать?

— Да ну нет, наверное! Ну, хотя знаешь… Нет. Нет, в принципе любые [темы — Прим. ред.] нужно освещать. Другое дело — как их освещать. Потому что даже эта больная тема с погибшей от суицида девочкой в «Горностае» и потерявшемся там же мальчиком, которого, к счастью, нашли. Это всё случилось в течение одной недели: девочка покончила собой, а потом через неделю мальчик объявил,что всё ему здесь надоело, своей знакомой. Об этом говорить или нет?.. Я считаю, как журналисту надо говорить. Преподаватели и руководство школы на тот момент считали, что об этом не нужно говорить. У них была позиция такая: давайте об этом писать не будем, давайте об этом рассказывать не будем, и тогда мы избежим случаев, которые могут повториться веерно. Но ведь это неправильно. У тебя в школе две тысячи человек, и ты не сможешь каждого попросить не говорить об этом. И дети между собой общаются, они знают эту историю. Даже если ты не будешь писать об этом в СМИ, то дети между собой-то будут общаться, и, естественно, они, общаясь между собой, могут так или иначе копировать эту ситуацию. И поэтому писать об этом нужно! 

Но как писать? Писать, естественно, нужно, и в этом журналистам помогают психологи, эксперты, которые должны объяснить и родителям в том числе, что им нужно делать в такой ситуации. То есть если ты пишешь и даёшь советы родителям, то это уже более качественный материал, нежели… Ну, хотя просто написать, это тоже информационный жанр. И так в принципе по любой больной теме. Не писать совсем — это не выход.

— Порой у вас проскальзывают материалы эротического характера. Вы считаете это цензурным?

— Цензура в плане эротических тем?Она же в законе…

— Это помогает расти трафику ваших публикаций?

— А вот сложно сказать. Вот давно на НГС был такой раздел, мужской раздел HE [в переводе с английского «он» — Прим. ред.], и там очень часто были такие публикации. Это были 2007 – 2008 годы. Там была даже такая публикация, «Девушка месяца», где к нам в редакцию обращались девушки, писали письма, хотели попасть в эту публикацию. Ну, вот знаешь, это типа MAXIM, но это было всё прилично, в том плане, что не было оголено, что нельзя оголять. Ну, эротическое бельё, там сюжеты и так далее. Это был бешенный трафик! Там был такой трафик, который на одной только публикации сопоставим был с трафиком федеральных СМИ. Но наш рекламный отдел говорил, что это плохо. Это — эротика, и рекламодатели на это не идут, не любят они эротику, по крайней мере в Новосибирске.

— А не делает ли подобный контент НГС низкопробным изданием, «желтухой»?

— Похожие обвинения —«вас читают дети». Ну, извините, стоит значок 18+, это первый момент. Второй момент, жёлтая пресса — это больше не то, что ты показываешь, а то, как ты об этом говоришь. Придумать какую-то историю. Была в Новосибирске федеральная газета, не буду называть её, и я на каком-то конкурсе красоты делал репортаж, столкнулся с журналистом этой газеты: 

— Ну, что, ты как поработал сегодня?

— Да нормально, рядовой материал. Ну, а у вас-то как?

Причём я понимаю, что он в таблоиде работает, где каждая публикация должна быть, ну вот прям рвать всё в клочья заголовком.

— Мы такое классное сделали. Мы расскажем, как одна из участниц боится цифры 13, и у неё в жизни связано мистически с 13.

А у меня такая зависть профессиональная. Говорю: 

— А как вы выяснили?

— Да нет! Мы это всё придумали, попросили озвучить от её имени. Она согласилась.

Вот это вот жёлтая журналистика! Ну, а публикация фотоматериала эротического искусства, которое происходит в городе публично, официально. Как ты подашь это. С юмором.

— Где и как вы находите темы для материалов?

— Я всегда работаю над совершенно разными темами. Начиная с телевидения, я больше занимался такой светской стороной («Тусовка», такая программа раньше была), концерты, театральные какие-то вещи, а потом когда пришёл уже на НГС, больше стал заниматься социальной журналистикой. По большому счёту темы сами меня находят, на телевидении я обрастал большой сетью знакомств, часто был в разных местах, общался с разными людьми. Вообще журналистика — это общение с людьми: чем больше ты общаешься, тем больше у тебя появляется знакомых, друзей. Я даже не вспомню, когда последний раз писал на какую-ту тему по пресс-релизу. Ну, вот честно, даже не лукавлю, потому что все темы, которые появляются, как правило, на 90 процентов эксклюзивные в том плане, что они появились у меня. 

Тема, которая разошлась по всему миру, довольно смешная. Глава офтальмологической клиники «Омикрон» подал в суд на ВОЗ [Всемирную организацию здравоохранения. — Прим. ред.] за то, что они назвали очередной вирус коронавируса омикроном. Теперь в Google, Яндексе на первом месте омикрон — не их клиника, а вирус. Потом российские и западные СМИ стали «копипастом» вставлять эту новость себе в ленту, но некоторые всё-таки обратились к этой клинике и попросили комментарий.

— Вы начинали с материалов в сфере развлечений, культуры, а сейчас пришли к расследованиям, криминальным историям. Как так получилось?

— В месте, где я работал изначально, формат предполагался такой, а когда пришёл на НГС, так получилось, что социальная тема меня нашла. Часто обращаются знакомые, знакомые знакомых: «А вот у меня такая проблема возникла, мы не можем добиться такого». Я понимаю, что они по закону имеют полное право, а вот чиновничья, бюрократическая или коррупционная система не даёт им осуществить эти права. И естественно ты начинаешь помогать этим людям, то есть писать про это. И вот так постепенно, собственно говоря, дошёл до расследований.

Наверное, самый показательный пример — когда мне написала одна предпринимательница, на которую открыли кредит в микрокредитной организации VIVA Деньги. Она об этом не знала сама, на неё оформили кредит, микрокредит, и она узнала об этом через несколько месяцев, когда ей позвонили и сказали. Всё это начиналась с маленькой истории: вот новосибирец попал в такую историю, на него оформили микрокредит. А когда я стал раскапывать это всё: что это за компания, какие у неё учредители. И вот постепенно, постепенно, постепенно это всё обрастало таким валом информации, таким комом, что потом вышло на общероссийский уровень, когда выяснилось, что за этой компанией стоят очень большие люди, которые и там известны, и там известны, и с тем-то они друзья, и с Якуниным они друзья. 

— Вы упоминали про помощь людям в контексте журналистики, то есть для вас журналистика близка к благотворительности?

— Благотворительность — это другое, но помощь людям она важна. У меня бывают всякие там кризисы возраста, когда сидишь в свободное время и задумываешься: а что ты, собственно говоря, делаешь в этой жизни? ну, для чего вообще ты делаешь по большому счёту? Потому что есть там художники, которые напишут картину, и она останется в веках. Есть писатели, которые напишут произведение, и оно останется в веках. Есть архитекторы, которые построят дом, и он остаётся в веках. А что, собственно говоря, ты-то делаешь… Ну, пишешь какие-то тексты, которые вот сегодня прочитали, завтра о них все забыли. И в какой-то момент я начал анализировать, вспомнил, когда после некоторых историй, благодаря нашей публикации, изменилась жизнь. 

Помнится был такой милый случай, когда я делал несколько публикаций по старому бараку на Владимировском спуске. Его построили тогда, когда строился первый мост через Обь ещё. Барак построили для того, чтобы в нём жили работники, которые строили мост, не строители, а начальство, грубо говоря. Когда я делал публикации, его [барак — Прим. ред.] уже давно признали аварийным. Лет 15 – 20 его должны были уже снести, но не сносили. Как правило, всё время откладывали. А он уже такой был, что там внутри всё покрылось в углах плесенью чёрной, стены были такие, что, если сильно ткнуть пальцем в стену — ты её протыкаешь. И жили там несколько семей, семей пять, наверное, в том числе и с детьми, маленькими. На меня вышла одна женщина, пожилая, которая там жила, ей лет за 60, и она первая рассказала эту историю нам о том, что их не могут переселить. И мы написали об этом раз, написали два, написали три… <…> И, в итоге, их расселили, расселили даже раньше, чем планировалось.

И эта женщина потом мне звонила и говорила: «Илюша, я вам так благодарна! Нам дали квартиру!» Где-то там далеко, на выселках. Но она была так рада, что им дали квартиру в новостройке. Говорит: «Я вас приглашаю в гости. Я для вас купила бутылку шампанского и хочу её вам подарить». И такие обратные отклики существуют довольно часто. 

— Испытываете эмпатию к своим героям?

— Наверное, да. Сложно вообще не испытывать! Это мешает, возникает перекос в сторону человека, который оказался обиженным, и, естественно, ты выкладываешься и эмоционально, хочешь, чтобы эта эмоция передалась. Но, как правило, это должно быть без каких-то сильных перегибов, всё-таки это новостная журналистика, то есть это не блог, не публикация в журнале, не авторская колонка, где можно всё, что угодно [написать — Прим. ред.]. Нет, это портал информационный, поэтому там должно быть всё взвешено и как-то без излишних перекосов, эмоций. Редактор, он как бы нужен порой, чтобы там убрать, подкорректировать.

— Очевидно, что есть положительная сторона журналистики с откликами героев, благодарностями, а есть сторона рисков и опасностей. Вспоминаются ли вам какие-то подобные случаи?

— Я в последнее время вообще какой-то безбашенный. Случай, который тоже нашумел по всей стране, когда к нам в редакцию пришли ребята, чтобы мы убрали расследование по одной предпринимательнице, которая по факту не раз уличалась в мошенничестве. Тоже получилось так, что из маленькой истории вышло большое расследование. Ко мне обратился знакомый, говорит: «Мне долг не отдаёт [предпринимательница — Прим. ред.], хотя расписка есть». Естественно, мы публикацию не сняли. Более того, подали на них [на мужчин, которые пришли в редакцию НГС — Прим. ред.] в суд, было возбуждено уголовное дело. Все факты, доказывающие, что есть нарушение статьи 144 УК РФ «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов».

— Алёна Истомина писала про этот случай в «Новую газету». Мужчины знали некоторые факты из вашей личной жизни. Как отделить личное от публичного?

— Я стараюсь по большому счёту не выпячивать свою личную жизнь ни в соцсетях, нигде. Публичность в то время, когда работал на телевидении, была сильной. Например, когда ты заходишь в метро, и у тебя автограф просят. А реально такое было! Я был в шоке! И я понимаю, что такая публичность может привлечь людей, не только умных, но и глупых, которые захотят что-то найти и обнаружат. Это может быть во вред моим близким, детям. А когда я начал заниматься социальной журналистикой и расследованиями, то тем более! Но в то же время я это [личную жизнь — Прим. ред.] не скрываю.

— Бывало ли такое, что вы не могли получить комментарий от человека? Как вы поступали в такой ситуации?

— Такое бывает практически в любой скандальной истории. Очень часто в таких случаях сторона, которая как тебе кажется не права, ты ей звонишь, и они просто отказываются комментировать. Тогда нужно просто об этом писать. Я все разговоры веду под запись, те, которые по скандальным темам, ещё остаются в архиве. Конечно, мне интереснее, чтобы они рассказали свою позицию с точки зрения материала, но если не расскажут то, это тоже в принципе позиция, которая читателю о чём-то скажет. Поэтому я пытаюсь убедить: «Если вы думаете, что откажетесь от публикации и её не будет — это будет неправильным мнением. Просто мы так и напишем, процитируем ваш отказ». Кого-то это убеждает говорить, кого-то не убеждает, некоторые начинают даже материться.

— Вы штатный журналист НГС. Работаете очень много, статьи выходят регулярно, по факту у вас рутинная работа. Встречаетесь с выгоранием?

— Да, в таких случаях происходят такие сомнения: кому всё это надо?

— Как справляетесь с ним?

— Ох, у меня советы будут неприличные… Ну я как справляюсь, хорошее вино, какой-нибудь хороший сериал дома, либо погулять… ночью. Порой ещё друзья, шумные компании. В последнее время всё сложнее стало с учетом общей ситуации в стране и мире, потому что это тоже давит очень сильно. И когда ты, вроде, знакомых знал много лет, вдруг выясняешь, что они вот не такие, как ты думал. Они совершенно другие. Часто сидишь и вот сам с собой ведёшь какой-то внутренний диалог. Когда выгораешь, главный вопрос — для чего тебе это, для чего ты это делаешь… И, отвечая на эти вопросы, у меня находится ответ, что это помогает людям, конкретным людям, не абстрактным, типа я помог людям вообще… Стараемся раз в год уезжать на Алтай с друзьями, где несколько дней проводим в ничегонеделании. Просто вот Катунь, пляж там… 

Беседовала Алина Исхакова