Светлана Воронкова: Если бы я была совсем-совсем неленивой, то работала бы 24 часа в сутки

Остаться равнодушным к ней невозможно: её либо любят, либо ненавидят. Светлана Воронкова — бессменная ведущая и автор программы «Прецедент» согласилась рассказать о проблемах новосибирского авторского телевидения, особенностях командной работы и о главных задачах в журналистике.

— Вы мечтали поступить в консерваторию по классу академического вокала, но окончили исторический факультет университета, а жизнь в итоге свою связали жизнь с тележурналистикой. Как так интересно сложилась ваша судьба?

— После школы у меня не было никаких конкретных мыслей о том, в какой сфере я хотела бы работать. Но уже на четвертом курсе истфака я окончательно поняла, что учителем в школе наверняка не буду. Но, к счастью, время на получение образования было потрачено не напрасно, тогда в университете работали прекрасные преподаватели, которые прививали нам привычку аналитично мыслить (этот навык пригодился в работе уже годы спустя), но поскольку я отдавала себе отчет, что эта сфера меня не интересует, я стала искать альтернативные варианты. На 5 курсе я съездила в Москву, попыталась поступить то ли в ГИТИС, то ли во ВГИК на актерский факультет. С треском провалилась. Потом, как Фрося Бурлакова поехала в Одесскую филармонию. Там тоже потерпела фиаско. Вернувшись обратно в Новосибирск, два года брала частные уроки по академическому вокалу. Потом была попытка поступить уже в нашу Консерваторию, но я слетела уже после второго тура.

Это было настоящей трагедией, но позже я поняла, что место в хоре на вторых ролях не для такого честолюбивого человека как я, а сольные партии мне не по плечу, и волею судеб я случайно попала в многотиражную газету, позже в новосибирскую газету «Ведомости». Но, даже работая в областной газете редактором отдела информации, я мечтала о своей авторской программе. Мысли, как говорится, материальны. Когда летом 1995-го Сергей Плисак создал на четвертом канале «Прецедент», ему нужен был журналист, что называется, «на подхват», который «затыкал бы дыры». Когда в январе 1997-го, когда Сергей занялся другим проектом, владелец телекомпании Яков Лондон предложил мне поэкспериментировать с «Прецедентом», и дал фору в два месяца. Если бы я не смогла работать самостоятельно, то программу бы закрыли. В первые месяцы амплитуда моего профессионального роста была, как говорится, «под прямой угол». При этом в течение полутора лет параллельно с «Прецедентом» я продолжала работать в «Ведомостях». Работала практически 7 дней в неделю, 12 часов в сутки. В итоге редактор поставил меня перед выбором: или телевидение, или газета. Сомнений не было. С тех пор прошло много лет, и неделю назад в эфир вышел уже тысячный выпуск программы.

— Интересно, как вы искали темы для первых выпусков «Прецедента»? Понятно, что сейчас герои чаще звонят сами, но ведь так было не всегда.

— На самом деле, таких героев, чтобы качество контента было достойным, находить сложно всегда. Конечно, сейчас найти тему и героя, чуть проще, но и задачи перед программой стоят более сложные, чем двадцать лет назад. Когда «Прецедент» стартовал, основной темой была защита прав потребителей. Тогда это была стройная система координат: в каждом районе был отдел защиты прав потребителей, и я всегда была с ними на прямой связи. Вместе с ними же мы делали огромное количество сюжетов. Это были какие-то бесконечные контрольные закупки и рейды. «Прецедент» тогда немножко напоминал «Ревизорро». Но десять лет спустя ограничиваться одной темой стало уже неинтересно. С тех пор мы стали гораздо более всеядными.

— Телевидение — командный вид журналистики. Насколько для вас важна слаженная работа команды при создании сюжетов?

— Это действительно так. Мы же продаём не только темы и сюжетные повороты, но и картинку. Если у тебя оператор плохо снял материал, значит, ты сразу проигрываешь в визуализации. Если режиссер монтажа некачественно смонтировал даже очень хороший материал, это тоже потери. Даже если водитель не вовремя привез на какую-то съемку — это может сыграть роковую роль, потому что, если ты едешь к началу судебного процесса, то судья тебя ждать не будет. Поэтому в нашей работе даже от водителя иногда зависит очень многое. Понятно, что есть локомотив, автор программы, но если за ним не стоит команда, то возможно, что программа и проживёт месяц, ну два, но больше двадцати лет ты не можешь вести этот паровоз в одиночку.

— А какие задачи стоят перед локомотивом «Прецедента»?

— Наш проект содержит себя сам. Это не предполагает богатого производственного цикла. Я и жнец, и чтец, и на дуде игрец. Как и мои журналисты, я ищу героев, обзваниваю их, формирую съемочный график, пишу запросы. Понятно, что в целях экономии своего времени многое прошу делать своих сотрудников. Собственно за это я им и плачу деньги, чтобы работать меньше, но координально меньше работать не получается. Знаете, такого человека, как я, в жизни мало что пугает.

— На сайте «Прецедента» есть раздел «авторский блог», но последняя запись там датируется 2010 годом, почему вы перестали его вести?

— Знаете, я прекрасно понимаю, что это надо делать, но не понимаю, что еще могу сказать миру, кроме того, что делаю непосредственно в программе. Я не понимаю этого интеллектуального мастурбирования с выкладыванием еды и бесконечных фотосессий. Но при этом отдают себе отчет в том, что это повышает рейтинги. Для меня интернет — подручное средство для того, чтобы быстро отыскать какую-то информацию. Виртуальный мир для меня не стал средством для коммуникаций, хотя возможно, я несовременна.

— Действительно. В последнее время СМИ размещают свой контент в интернете. Стараются поддерживать через него обратную связь с читателями, зрителями.

— Да, я согласна. Мир за эти двадцать лет очень изменился. Координально изменились коммуникации. Например, двадцать лет назад смотрибельность у этой программы была сумасшедшая, потому что не было интернета и такого большого количества телеканалов. А сейчас программа стала на порядок интереснее, но смотреть ее стали меньше, потому что появилось огромное количество разнообразных предложений. Потом многие просто перестают смотреть телевизор. Я всё чаще слышу: «У нас нет телевизора». Ведением блога, конечно надо заниматься. Нужно как-то мозги перестроить, понять, что мне есть, что сказать, и что кто-то это все-таки будет читать.

— Сложно ли было подстраиваться под все те изменения, которые произошли в журналистике за последние двадцать лет?

— Пока я работаю, технологии сменились кардинально. Наибольшее влияние оказал интернет. Сменилась эра коммуникации. Но каждый человек в определенной степени консервативен. Он не хочет выходить из зоны комфорта. Если человек ленив — он тонет, а если не совсем, то держится на плаву. Конечно, мне тоже не хочется выходить из зоны комфорта, но я продолжаю оставаться на плаву. Пускай с некоторым запозданием, но программа все новые веяния подхватывает. А если бы я была совсем не ленивым человеком…

— То вы бы работали 24 часа в сутки.

— Да. Именно так.

— Существует мнение, что профессии «журналист» нет, что эта работа — больше стиль жизни. Вы согласны с этим?

— В определенном смысле я могу с этим согласиться. Знаете, когда я в плохом настроении, задаюсь вопросом: что собственно я умею делать? НИЧЕГО! Слесарь, к примеру, умеет гайки крутить, булочник — печь булки, банкир — считать деньги, а я вот фактически не умею делать ничего. Ну, прихожу на работу, беру в руки телефон, ручку, просматриваю электронку. Основная работа для журналиста — это выстраивание коммуникации. Я умею хорошо коммуницировать, добиваться от людей того результата, который мне нужен: если мне нужна встреча, она состоится. Мне неважно, с обычной бабушкой я договариваюсь или с министром. Кроме того я, конечно, владею каким-то набором технологических навыков: как правильно держать микрофон, что такое перебивки, отъезды, наезды, что такое линейный или нелинейный монтаж. А если в мои руки попадает какой-то скандальный документ, то нужно обладать мастерством такой выдачи его в эфир, чтобы в дальнейшем не иметь никаких проблем.

— А вы очень опасаетесь этих проблем?

— Я человек небоязливый, поэтому мы пишем достаточно жесткие тексты. Но возможность допустить ошибку — это серьезная проблема. За двадцать лет у нас два или три казусных случая были. Я их помню до сих пор.

— В одном из своих интервью вы сказали о том, что хотели бы в будущем сделать ток-шоу сходное по тематике с «Прецедентом», почему именно такой формат?

— В определенный момент времени мне стало ясно, что если грамотно пользоваться растиражированным брендом, его можно капитализировать в радиопередачу, ток-шоу, газету, сайт, юридическое агентство, то есть создать целый медиа-холдинг. Но этого не произошло. В таком проекте не был заинтересован владелец бизнеса. Программа не стала такой, какой она мне представлялась. Но, как и родителей, владельцев бизнеса не выбирают. Я признательна ему во многом уже за то, что он не закрыл программу. Мы не можем жить в мир, и быть независимыми от него.

— Что вас на протяжении уже двадцати лет держит в программе?

— Масса причин. Программа — твой любимый ребенок. Это твой индивидуальный вид наркотика. Тебе дарят цветы, у тебя берут автографы, интервью. Вот завтра у меня должна выйти обложка очередного журнала. Высокий профессиональный статус в этой среде постоянно подталкивает к личностному развитию. К тому же за то, что я нешуточно много работаю, мне платят нестандартные деньги.

— В общем, получается, что журналистике главное — не быть ленивым, очень-очень много работать?

— Если ты можешь работодателю предложить что-то большее в своём лице, чем подставку под микрофон, то стопроцентно рано или поздно твоя слава тебя найдет.

— В одном из интервью вы сказали, что наивно ожидать от программы решения всех проблем. Если задача журналистики не в том, то, как бы вы её сформулировали?

— Задача журналистики — это корректное информирование. Конечно, и аудитория, и сами журналисты ждут того, чтобы СМИ было неким инструментом влияния. В какой-то степени это определяет его статус, но поставить знак равенства между статьей в газете и посылкой на Колыму — это неправильно. Зачем нам нужны были бы суды, прокуратура, полиция? Если бы СМИ было действительно инструментом влияния. Поэтому всё-таки задача журналистики — это объективная информация, и только затем какое-то опосредованное влияние. При этом если на СМИ вообще никто никак не рефлектирует, то это плохое СМИ.

Беседовала Алеся Костик