Короли монет и переходов

Мы видим их практически ежедневно. Проходим мимо, сопровождаемые музыкой. Иногда, завидев их издалека, недовольно морщимся, иногда замедляем шаг, иногда кидаем пару-тройку десятикопеечных монет, а иногда даже не замечаем.

— Ребят, а нас отсюда не выгонят?

— Да нет. Сегодня смена единственного полицейского, который разрешает нам играть, так что проблем не будет.

Суббота. Два часа дня. Катя и Женя, они называют себя стритовщиками, встречают меня на своём рабочем месте. В переходе метро. Женя уже расчехлил гитару и занимается её настройкой, Катин «инструмент», шапка, наготове всегда. Она, уткнувшись в маленький экранчик старого мобильного, быстро щёлкает по кнопкам. Видимо, набирает смски.

— А что, обычно проблемы бывают?

— А как же без них? Везде вон камеры понаставили. Выгоняют нас частенько. А одна смена даже бьёт, — с невесёлой улыбкой говорит Женя, обнажая отсутствие пары передних зубов.

— И сколько мы будем стоять?

— Заход – минут тридцать-сорок. Потом немного отдыхаем, и снова за работу. Обычно в день мы часа четыре стоим, — отрывается от телефона миниатюрная Катя в грязном ярко-оранжевом пуховике.

— Но сегодня четыре я навряд ли выдержу. Продуло здесь, и насморк теперь жуткий. Не знаю, как буду петь.

Женя действительно неважно выглядит, но работа есть работа. Даже у уличных музыкантов.

Первый заход

Из дальнего конца туннеля-перехода между станциями метро «Красный проспект» и «Сибирская», напоминающего нору кролика из сказки Кэролла, до нас доносится шум прибывающего электропоезда. Он эхом отскакивает от мраморных стен и возвращается обратно. Двери открываются. Двери закрываются. Женя кладёт руку на гриф своей старенькой синей гитары. Грохот уносящегося к следующей станции поезда заглушает гул десятков голосов и шагов пассажиров метро, приближающихся к нам. Женя начинает играть песню «Город-сказка» группы «Танцы Минус». Катя с протянутой шапкой в руках улыбкой встречает потенциальных «меценатов».

В их дуэте за музыкальную часть целиком и полностью отвечает Женя. Он, как говорится «и певец, и жнец, и на дуде игрец». В нашем случае, на гитаре. Катя — аскер (от англ. «ask» — «просить»). Её рабочие инструменты — пресловутая шапка и приветливая улыбка потоку людей, текущему из одного конца туннеля в другой.

Гул нарастает. Если выглянуть за угол, то можно увидеть начало длинной нестройной колонны. Идущие в её первых рядах легко могли бы стать чемпионами по спортивной ходьбе. Они, влекомые неотложными делами, заботами и проблемами, бегут им навстречу, не замечая музыку, Женю, Катю и меня, в сторонке притоптывающую в такт песне. Им не до нас.

Середина колонны. Шаг размереннее, ровнее. Здесь люди идут парами или в одиночестве, но с телефоном у уха или в наушниках. Те, кто с телефонами, монетку, скорее всего, не кинут. Им некогда или просто неудобно лезть за ней в карман. Те, кто в наушниках, не кинут и подавно. Они не знают, не слышат, за что другие люди кидают в шапку деньги. А кидают те, кто не увлечён собственными мыслями и гаджетами, кто не спешит куда-то, сломя голову, а просто идёт.

Вот мужчина. Высокий, плотного телосложения, с добродушным выражением лица. Он улыбается, останавливается, лезет в карман, кидает в шапку горсть монет и, не переставая улыбаться, идёт дальше.

Женщина в дорогой шубе. Проходя мимо нас, отворачивается. Даже перевешивает сумку на другое плечо. Неприятно.

Вот идёт парочка. Симпатичный молодой человек и счастливая девушка с букетом в руках. Увидев нас, она дёргает своего спутника за рукав. Судя по лицу молодого человека, ему сегодня уже порядком надоело исполнять роль прекрасного принца. Но делать нечего, дама ждёт. В шапку падает пара монет.

Женщина в дорогой шубе возвращается и с извиняющейся улыбкой кладёт в шапку пятьдесят рублей. Первая бумажная купюра.

Вот красивая девушка на высоких каблуках. Её презрительный взгляд. Катин неприличный жест ей в спину.

И таких людей, как эта девушка, здесь гораздо больше, чем тех, кто не скупится и кидает деньги. Но они есть, и это уже хорошо.

Замыкает колонну компания молодых людей. Женина музыка ненарочно становится идеальным аккомпанементом к их весёлой болтовне и счастливым улыбкам. Они останавливаются, подпевают, смеются, благодарят приятным звоном монет, и, кажется, став ещё чуточку счастливее, уходят.

Десятки лиц, улыбок, взглядов, угрюмых и довольных, грустных и весёлых, мы увидели за три с половиной минуты песни. За то время, пока людской поток мерно и шумно перетекал из одного конца туннеля в другой. Их невозможно запомнить, но и забыть их тоже никак нельзя.

Сейчас у нас есть примерно четыре минуты до прибытия следующего электропоезда на то, чтобы поговорить.

— Жень, а ты для души играешь или ради денег?

— Ради денег, конечно. Для души я редко. Для души мы вон недавно выступали в регги-банде на Алтае.

— А вам, кроме денег, люди ещё что-нибудь кидают?

— Всё подряд! Особенно на Новый год! Мандарины, апельсины, игрушки, — по-детски увлечённо рассказывает Женя. — На Новый год вообще всё дают! Чаще всего, кстати, конфеты. Деньги кидают разные: доллары, фунты стерлингов где-то берут люди, казахские монет, много чего… У меня дома около восьми килограмм десятикопеечных монет. Я не поленился, пересчитал их, и там получается примерно рублей пятьсот. Ну и, конечно, я каждый день ещё рублей по двенадцать туда закидываю.

На вопрос о заработке ребята отвечают открыто. Как правило, три-четыре тысячи рублей за четыре часа. Воспитатель детского сада за рабочий день получает в три раза меньше.

Снова шум электропоезда. Голоса. Шаги. Лица. Звон монет.

Так проходит полчаса. И нас выгоняют.

Заранее оповестив о своём прибытии стуком каблучков по мраморному полу, перед нами предстаёт дежурная по станции в аккуратной форме. Ребята пытаются решить проблему мирно и быстро собирают вещи. Я разочарована. Неужели это всё?

— Сейчас поднимемся на станцию, посидим там минут пятнадцать и вернёмся. Мы всегда так делаем, — подмигивает мне Женя.

Мы поднимаемся на станцию «Сибирская», садимся на скамейку. Катя и Женя принимаются считать заработанные за заход деньги. Реакция окружающих на неопрятных, громко матерящихся ребят легко определяется по недовольным взглядам, перешёптываниям и неловким движениям соседей по скамейке. Насчитали девятьсот рублей. Неплохо. Обсуждают, что можно будет купить сегодня на эти деньги. Первым пунктом значатся сигареты и выпивка.

Второй заход

Спустя некоторое время, мы спускаемся в переход. Увлекшись разговором, мы проходим нужное место. Возвращаемся. Я долго не могу понять, почему ребята стоят именно в этой части туннеля, но Катя указывает мне на маленькую чёрную коробочку на низком потолке.

— Камера направлена в другую сторону, поэтому мы всегда стоим за ней. Нас не видно, а звук она не передаёт.

Женя снова расчехляет гитару, а Катя достаёт шапку. Ждём поток. Я завожу разговор об образовании. Ребята отвечают с энтузиазмом. У них обоих есть специальность. Женя окончил строительный техникум, факультет муниципального управления, Катя — педагог.

— Почему вы не работаете по образованию?

— А зачем мне где-то работать? — искренне удивляется Катя. — Это же надо рано утром вставать, куда-то ехать. Это сложно. Люди любят поспать. А у меня почечная недостаточность. Я ночью долго не могу уснуть, а утром — проснуться. Хочу найти себе работу, на которую нужно часам к двенадцати подтягиваться.

Вместо уже привычного шума с одной стороны туннеля, мы слышим мужской хохот с другой. К нам приближаются два небритых, развязных мужчины. Они здороваются с Катей и Женей и вопросительно смотрят на меня.

— Это журналистка. Писать про нас будет. А это наши приятели — неформалы, — уже ко мне обращается Женя. — Они часто тусуются со стритовщиками. Надеются, что и им что-нибудь из заработанного перепадёт. Хотя чаще они просто мешают: устраивают дебоши, и из-за них приходят менты.

Неформалов зовут Игорь и Женя. Игорь садится на пол и закуривает. Катя громко на него ругается. Курить в переходе нельзя: дежурная почувствует запах и снова выгонит. Прибывает электропоезд. Женя-музыкант начинает играть. Женя-неформал охотно беседует со мной.

— Во-первых, что значит «искусство не продаётся»? Искусство — это самая последняя продажная шлюха. А вот эти ребята, — указывает он на Катю и Женю. — Они подходят к делу сразу, без всяких менеджеров и промоутеров. Они сами продают свой голос, свой талант и получают за это деньги. Это называется культурным вымогательством излишних финансовых средств у случайных прохожих. И я этим тоже занимаюсь.

Неформала перебивает Катя, которая настойчиво советует ему и его другу убираться восвояси. Они не собираются уходить и столь же настойчиво требуют с музыкантов денег на «бухло». При условии, что те купят выпивку и им, Катя достаёт из кармана горсть монет и отдаёт неформалам, которые тут же исчезают. Так же неожиданно, как и появились.

Женя играет новую, неизвестную мне песню. Катя говорит, что это песня неформала Игоря. Песня хорошая. О возвращении домой.

— Какую музыку вы чаще всего исполняете?

— Песни новосибирских авторов. А вообще мы любим русский поп-рок.

— Да, знаешь, как мы начали выступать? — вступает в разговор Женя. — Мы с Катей вместе в школе учились. Живём через трамвайную линию. Когда впервые увидели уличных музыкантов, в восьмом классе были. Я тогда только пару аккордов на гитаре знал. Мы шли по улице и увидели волосатого неформала, который пел песню «Батарейка». Ему кидали много-много денег, и я подумал: «А что? Я не смогу так, что ли? Да легко!»

— И мы начали так халявить. Стали на улицах играть. Там людей больше, а чем больше людей, тем лучше.

— Тогда ещё полиция не гоняла, никаких гопников не было. Нет, ну подходили пьяные, просили спеть Круга, но такого как сейчас: «Чего встал?! Шёл бы работать! Да на тебе пахать можно!» не было. Всем было пофигу, да и люди тогда добрее были.

На вопрос о возможных оскорблениях со стороны слушателей и прохожих ребята дружно отвечают, что самое ужасное оскорбление, которое им частенько приходится слышать — это совет идти работать. Мол, мы им искусство, а они нам — работать! Эти слова приобретают иной смысл, когда я узнаю, что у Кати шестилетняя дочь. Мужа нет. Женя живёт с мамой и искренне радуется тому, что она его ещё не выгнала.

По пустому коридору эхом разносится мелодия. Женя играет «Батарейку». Ту самую песню, с которой началась их с Катей уличная жизнь. Жизнь королей монет. Тех самых, которые весело позвякивают у Кати в шапке, пока новый поток людей проносится мимо.

Спустя час нас снова выгоняют. Тот же стук каблуков, та же дежурная. Ребята собирают вещи.

— Куда мы теперь?

— Поедем на Маркса. Там, может, не выгонят. А здесь сегодня не повезло. Ну, хоть менту сто пятьдесят рублей не отдавать.

Мы поднимаемся на станцию, садимся в вагон. Катя и Женя снова громко пересчитывают свою «зарплату». За два часа тысяча шестьсот рублей. Ребята довольны, но говорят, что могло бы быть и больше: сегодня суббота, народу в метро не так много как в будние дни. Но пока этого хватит. Главное, не забыть положить бумажные деньги на счета телефонов.

Выйдя из вагона, ребята сообщают мне, что решили пока не играть.

— Мы пойдём в магазин, пивка купим. А ты приходи сюда часам к пяти вечера, если хочешь. Да и вообще приезжай к нам сюда, на Маркса, а летом на площадь Ленина, поболтаем.

Мы прощаемся. Я поднимаюсь наверх и выхожу из метро, позволив свежему морозному воздуху наполнить лёгкие вместо того терпкого легкоузнаваемого запаха подземки. Низкий потолок сменился на чистое синее небо. Колонна людей превратилась в муравьишек, которые всё так же мчатся по своим делам. Только мелодии остались в голове, сопровождаемые звонким эхом гитарных аккордов.

Александра Леонтьева