«Алёночка, а кунг открыт?»

Большая часть моих летних каникул прошла в небольшом летнем кафе санатория.

— Девчонки, вот вы все в тельняшках. А знаете, сколько на них полосок?

— Да кто же их считал? Много.

— Неправильно.

Одна из официанток начинает считать полоски на своей тельняшке.

— Нет, так тоже неправильно получится.

— Ааа, это вопрос с подвохом? Две? Белая и синяя?

— Почти угадала.

— Почему почти?

— Потому что их три — белая, синяя и грязная.

Примерно таким был юмор посетителей этого места. К вопросам: «Вы что все морячки?», «А в ВДВ служили?», «Вас мало, но вы в тельняшках?» — мы уже привыкли, ведь почти каждый гость нашего кафе считал своим долгом уделить внимание нашей необычной форме. Большая часть моих летних каникул прошла здесь — в небольшом летнем кафе санатория с гордым названием «Сибиряк». Белочки, чувствующие себя хозяйками леса, шум речки, шелест листьев и стук дятла завораживали только первую рабочую неделю. Потом же это стало обыденным и привычным, а белки, казавшиеся сначала такими милыми и безобидными, порой возмущали своей наглостью.

Часто день начинался с мысленного подсчета часов, которые предстоит отработать: «Так, сегодня суббота, погода хорошая, дождя не обещают. Эх, беда! Наверное, только к часу ночи разойдёмся». Подхожу и вижу администратора Алёну. Только у нас в кафе не чувствовалось различие в должностях. Мы все общались на равных.

— О, Алёночка, привет. Ты уже здесь. А кунг открыт?

— Привет. Нет ещё, держи ключики.

Кунг — это маленький вагончик, в котором хранилась куча нужных и ненужных вещей: стопки старой и новой посуды, сковородки, большой казан, от перетаскивания которого остаётся сажа на пальцах, мягкие пледы, полотенца, чистящие средства с резким запахом, ведра с грязными тряпками, салфетки, зубочистки, мусорные пакеты, чьи-то старые и навсегда забытые кроссовки, два холодильника, фартуки, ручки, блокноты и много другой мелочи. Кроме того, что вагончик служил небольшим складом, это была ещё и раздевалка. Вот почему первое место, куда ты попадаешь, приходя на работу, это кунг. Почему он так именуется, и когда и кем было дано это название, никто не знал. Но все его так называли, не вагончик или склад, а именно кунг. Иногда он служил местом уединения, иногда столовой, если на кухне во время банкета негде яблоку упасть, а кто-то там даже поспать полчасика умудрялся. И как всё вмещал в себя этот вагончик — непонятно.

Ну вот, я уже в тельняшке, выползаю из кунга и встречаю Славу, нашего повара.

— Привет. Уже переоделась? Иди, обниму.

Он очень любил прижиматься ко всем официанткам и невзначай звать в кино. Одна девочка даже не выдержала его чрезмерной любвеобильности и уволилась. А я привыкла к его странным шуточкам и выходкам. Говорю ему:

— Ну что? В кино-то идём?

— Идём, надо только билеты взять.

— Ну, так давай уже, а то у меня выходные скоро.

Смеётся.

Я, наверное, единственная любила работать в его смену. Он забавный. Чувствует себя таким шеф-поваром, ругается на всех. Девчонки начинают с ним спорить, он бесится, выходит из себя, они ссорятся, обижаются друг на друга. А стоит ему чуть-чуть подыграть и всё, конфликт решён. Ходит, улыбается, довольный, как ребенок.

Пока Слава уходит делать заготовки на кухню санатория, я начинаю подметать палубу. Палубой звалась большая площадка, на которой располагались двенадцать столов и три шатра. Никто из официанток не понимал смысла этой уборки. Открытое кафе. В лесу (не каждый ресторан, кстати, похвастается такой атмосферой). С деревьев постоянно падают листья и иголочки. Подметай — не подметай, всё равно идеальной чистоты не будет. Но подметать надо было. Прошло уже полчаса с начала рабочего дня, наконец, приходит вторая официантка — Катя:

— Привет, а кунг открыт?

— Да, ключи в замке.

Ещё минут через пятнадцать, когда я уже подмела палубу, она выходит из кунга.

— О, Макс, привет.

Бежит к нему обниматься.

Макс — это наш бармен. Фактурный такой парень, от которого всегда пахло дорогим парфюмом. Тёмные волосы, почему-то с проседью, щетина, длинный нос, смуглая кожа. Очень высокий и очень худой. И вдобавок ко всему, ещё и байкер.

Алёна:

— Так, Катя, иди работать. Макс, ты нам всех девчонок испортишь.

— А я-то чё? Они вообще маленькие для меня.

— Знаю я твоих маленьких.

— Ладно, я пошёл алкашку (напитки из бара) таскать. Кунг открыт?

— Иди уже. Открыт.

Катя сегодня опоздала, а это значит, что даже спорить не придётся, кто пойдёт мыть туалет. Душа ликует.

На часах уже без пяти десять.

Алёнка включает музыку. Гнусавый голос начинает петь: «Это лето как осень» — с это песни начинался КАЖДЫЙ рабочий день.

Скоро кафе открывается для гостей, хотя ближайший час, а то и больше, к нам, скорее всего, не заглянет ни одна живая душа. Протираем с Катей столы, натираем приборы. С «большой» кухни возвращается Слава с огромными контейнерами заготовок. Мы втроём в нашей маленькой кухне. Это обычная палатка с сеткой. Если попасть на кухню ресторана обычному гостю практически невозможно, то в нашем кафе сюда мог заглянуть любой. Особенно дети любили забегать к нам. Здесь три холодильника, два стола, фритюрница, высокий шкаф, с которого постоянно что-то валится и один стул. Всего один. Как говорится, кто успел, тот и сел.

Первые часы не отличались активными действиями и, как правило, тянулись долго. Ну, займут один столик, ну второй. Мы коротали это время за чайком с бутербродами, приготовленными Славой из «лишних продуктов». Кстати, когда я только начинала работать, меня жутко возмущало, что повора чуть-чуть да обвесят гостя. Думала: Жалко им что ли? Но, конечно, молчала, я же официантка — не мое дело. Со временем поняла, что они экономят, чтобы в обед или в конце смены меня и таких же голодных и уставших угостить. На чай обычно приходили администратор и бармен. Дружной молодой компанией в пять человек болтали обо всём подряд. Кто рассказывал о прошлой работе, кто о бывшей девушке, кто о школе, кто о вступительных в НГУ. Но иногда наши громкие разговоры и смех обрывались Алёниной фразой:

— Тшшш, Харченко с какой-то бабой идёт.

Сначала страх и гробовая тишина… Потом кипиш! А главное, никаких вопросов. Все знали, что делать, если идёт этот грозный полный мужчина. Это директор санатория. Все боятся проверки начальства, и мы не исключение. В своей насыщенно-синей рубашке и с большим чёрным рюкзаком на плече он вальяжными шагами приближался к одному из шатров.

— Я в прошлый раз его обслуживала. Не пойду!

— Ну, пожалуйста, я очень боюсь.

— Нет. Я тебе всё помогу. Иди.

— Боюсь…

— Он уже у шатра, Катя!

Смотрит на меня щенячьими глазами.

— Здравствуйте, вот Ваше меню (кладу дрожащими руками на стол). Что-то сразу закажете?

— Пепельницу и две бутылочки «Крушовицы» (это пиво такое). Только очень быстро.

Улыбаюсь сквозь дрожь и думаю: «Вот, Катя — коза. Завтра опять будет туалет мыть».

Бегу на бар, две «Крушовицы» уже стоят. Все знают, что он обязательно их закажет.

— Макс, спасибо большое!

— Да не за что. Удачи!

Забираю бокал и пиво и бегу к кухне с подносом. Катя тут же ставит на него пепельницу со словами:

— Я тебе уже всё приготовила.

— Последний раз я его обслуживаю!

И вот я снова у его стола.

Пока обслуживаешь директора, тебе все помогают, всех остальных гостей стараются взять на себя. «Ужас в синей рубашке» уходит и оставляет на чай. Счастье. Не зря трудимся.

К вечеру начинает собираться народ. Гости самые разные: от подвыпивших оборванцев до богачей. Никакого фейс-контроля, мы рады всем. Вот совсем молодая пара занимает столик поближе к импровизированной сцене, где сегодня будут исполнять французский джаз. Два пожилых мужчины, отдыхающие санатория, занимают свой привычный пятый столик. А вот семья с маленькой девчушкой, которая ещё даже ходить не научилась, занимает шатёр. Кто-то заказывает согревающий чай, а кто-то — холодное мороженное. Пары постарше и побогаче выбирают в меню блюда подороже и напитки покрепче. С каждой минутой кафе всё больше наполняется людьми. С кухни очень вкусно пахнет шашлыками.

И вот тут-то начинается самое интересное. Субботние вечера сотрудников ресторанов и кафе очень похожи. Путаница в столах, заказах, блюдах. Официантки носятся от зала к кухне, от кухни к бару и обратно, как ошпаренные.

— МАКС, ГДЕ МОЯ ПИНА КОЛЛАДА? Её ждут уже три часа!

Макс спокойным голосом:

— Я делаю всё по очереди.

Достаёт дли-и-инную скатерть из чеков.

— Пожалуйста, как можно скорее.

Свободная минутка. Вынесла все блюда. Села. Разулась. Не чувствую ног. Вспоминаю, как подружка, которая работала здесь прошлым летом и посоветовала мне идти сюда, рассказывала, как здесь хорошо. Мол, делать ничего не надо, всего семь столов. Посуда одноразовая – мыть нечего. За день, если двадцать человек придёт, хорошо. Обслужил быстренько и отдыхай. Поворачиваю голову, а в зале только сейчас человек пятьдесят, а сколько их за день поменялось. Кто же знал, что кафе так быстро развивается… Повар мечется по кухне, ничего не успевает.

— Слав, чё помочь?

— Достань соус и приготовь тарелки для шашлыка.

К вечеру превращаюсь в поварёнка-помощника: режу помидоры, разливаю соус, жарю картошку фри, даже «цезарь» научилась делать.

— Слав, я всё сделала. Побежала, новый стол пришёл. Откуда они только берутся?

— Да ты моя солнышка. Иди, обниму.

— Слав, некогда!

И снова суета, буквально дерёмся с Катей за кипер (экран для записи заказов). Не успеваем выносить блюда, гости возмущаются. Холодает. Начинаем выносить пледы — ещё одна морока. На часах уже десять. На бар всё чаще прибегаем со словами «рассчитай столик» или «это нам на чай оставили», чем с претензиями к Максу. Народ начинает расходиться. И снова свободная минутка, повар тоже, как он говорит, «раскидался» (отдал все заказы).

— Слав, пойдём покурим — говорю я, хотя в жизни никогда не курила.

— Пойдём.

Заворачиваем за родной кунг, усаживаемся на холодные пластмассовые стулья. Слава курит, я дышу дымом. Отдыхаем.

— Надо сворачиваться потихоньку.

— Да, пойдём убирать на кухне.

Остаётся столика три-четыре, и они даже не планируют уходить. Повар убирает мясо, разбирает завалы продуктов. Я мою посуду в ледяной воде и напеваю попсовые и бессмысленные песни, которые разносятся по всё территории кафе, а потом крутятся в голове неделями.

— Не могу! Руки сейчас отвалятся!

Слава:

— Иди у мангала погрей.

Приносит плед.

На баре тоже потихоньку всё разбирают. И вот на кухне чистота, даже грязные полотенца собрали. Один столик. Один. «Да когда ж вы свалите уже?» — крутится у всех в голове. Пойду, попробую тактично намекнуть, что мы вообще-то закрываемся уже!

Все с трепетом ждут моего возвращения.

— Алёнка, рассчитывай!

И все почти прыгают от радости. Последние гости поднимаются со стульев. И, кажется, сердце у всех замирает. Ну, у меня-то точно. Уходят! Алёнка говорит:

— Бегом, девочки!

Мы быстро убираем последнюю грязную посуду, Макс возвращает «алкашку» на место. Алёна считает кассу. И зовёт охранника с большой, но очень доброй собакой, которая любит овсяное печенье.

— Девочки и мальчики, у нас сегодня по двести рублей чая!

Все ликуют! Вызываем такси и бредём к воротам. Уставшие, без рук и без ног, тысячу раз переругавшиеся за день, мы уходим всегда дружной семьёй, поём песни, которые уже ненавидим. На прощание обнимаемся. Завидуем тем, у кого завтра выходной и разъезжаемся по домам.

И хоть мы часто возмущаемся, говоря друг другу, что терпеть не можем эту работу, мы все безумно любим это место и возвращаемся сюда снова и снова.

Анна Кратова