Творить нельзя прекратить

Новосибирский художник-керамист Алёна Залуцкая своими работами переворачивает сознание и заставляет пересмотреть своё отношение к керамике. Произведения искусства не рождаются на ровном месте, работы Алёны — это отражение её миропонимания, которое очень интересно узнать и прочувствовать.

С творчеством Алёны Залуцкой я познакомился на выставке проекта «Структурология», которая проходила осенью 2019-го года в Доме ученых Академгородка. Целью проекта было изучить, структурировать и упорядочить керамику разной формы, текстуры, размера и предназначения. Алёна показала зрителю, что керамика может быть чем-то намного большим, чем кружка и тарелка. Для посетителей выставки  это стало переворотом сознания. Поэтому, когда у меня появилась возможность пообщаться с Алёной, я очень обрадовался, и отправился в гости в мастерскую «База», расположенную в старом доме с фасадом в духе сталинского ампира на оживлённой улице Большевистской.

Дверь мне открыла хрупкая женщина с проникновенным взглядом и изящным жестом пригласила меня войти. Мастерская, в которой помимо Алёны, её мужа Николая и сына Саввы творили ещё 12 художников, оказалась местом совершенно особенным. Войдя с улицы, я оказался в подъездике, забитом нужными предметами, род применения которых, впрочем, сходу не определишь. Незаметно Алёна провела меня в холл, который по своей сути был небольшим выставочным залом: на стенах висели внушительные керамические панно, тарелки,  на полу стояли глиняные скульптуры выше человеческого роста. Тут же Алёна представила меня своему мужу: лучезарно улыбающемуся, бородатому, статному человеку.  Мы прошли дальше, и после тёмного коридора оказались в просторной светлой комнате, где у входа был огромный рабочий стол, а в дальнем углу небольшая кухня. — Чай или кофе? — Спросила радушно Алёна, будто я был старым другом семьи, которого давно ждали в мастерской.

Пока чай в дивных голубых чашках остывал, Алёна повела меня смотреть на разные производственные пространства. Экскурсия началась с коридора, где на стеллажах лежали тщательно запакованные брикеты глины и фарфора самых разных сортов.

— Глина – это, по сути, смесь горной породы и органики. В природе спрессованная, она добывается с большой глубины. Нельзя просто взять глину из земли, размочить, размять и что-то слепить. Чтобы кусочек глины из карьера стал пригодной для работы керамической массой, нужно примерно шесть-восемь подходов. Глину из карьера я дроблю, размачиваю, перецеживаю…

Дальше Алёна показала мне «печное» — главное место мастерской. Здесь стояли три муфельные печи разных размеров и сушильный шкаф до потолка,  под окном был рабочий стол, и огромных размеров гончарный круг.

— Я его зову Харлей-Дэвидсон, — с улыбкой сказала Алёна. — Это мой главный гончарный станок, он очень мощный, на нём никто кроме меня работать не может, к нему нужно находить подход. Таких всего два в мире существует: их сделали мастера, занимавшиеся театральным оборудованием.

Над рабочим столом и «Харлеем» на полках стояли разнородные банки и баночки с пигментами для окрашивания керамических изделий,  а у окна, в виде многоуровневого подоконника были установлены сушильные плиты — изобретение Николая.

Потом мы заглянули в белую, ярко освещённую, чистую комнату для гипсовых работ, в которой трудился один из художников — Алексей.

— Гипс требует отдельного места. В керамическом производстве вообще очень много разных вспомогательных дисциплин. Например, из гипса делаются формы для глины. Гипс — это родной брат керамики, хотя с ней он никак не может быть вместе, потому что в печи взрывается.

Ещё мы заглянули в мастерскую Николая, где творятся чудеса с металлом и деревом, изготавливаются вспомогательные приспособления для работы Алёны.

После увлекательного путешествия по мастерской, Алёна усадила меня за чай с вареньем и печеньями, чтобы я мог задать все интересующие меня вопросы.

Алёна Залуцкая выросла в семье вертолётчика, в портовом городе на Дальнем Востоке нашей Родины. В семидесятые в Магадане вопросы культуры и искусства имели ещё меньшую актуальность, чем в Новосибирске.

— Я рисовала всегда, с самого детства, и сколько себя помню, я всегда лепила. Когда родители купили цветной телевизор «Радуга», первое, что я увидела на экране: крутящаяся тарелка. На белом фоне возникают синие цветы. Оказывается, шёл документальный фильм о гжели. Это поразило меня как молния, мне было всего шесть лет.

Маленькая Ляля покупала репродукции в книжном магазине и устраивала в комнате галерею. И хотя родители хотели, чтобы ребёнок занимался музыкой, Алёна как-то внутренне чувствовала, что хочет рисовать.

— Представьте, где Магадан, а где Петербург. Я может быть и мечтать не смела о том, чтобы стать художником, и не очень даже понимала, кто такие эти художники…

— Моя подруга из школы приходит и говорит, что она поступила в художественную школу. — Как это в художественную школу? — Ну вот, у нас в городе есть художественная школа, туда можно поступить. — Мама, мамочка, я хочу учиться в художественной школе. — Ой, ну зачем тебе? Что это такое, это нужно куда-то ходить. — Мама, ну пожалуйста, давай я буду учиться! — Ой, ну я не знаю, мне некогда, сходи – узнай сама. И ты бежишь туда, тебе только десять лет: — А как я могу к вам поступить? — Приведи родителей, покажи свои работы. — Ох, Боже мой, у меня нет никаких рисунков. И ты год сидишь — готовишься, тебе десять лет всего, но ты понимаешь, что не можешь без этого…

Вдали от художественных выставок столичных городов, Алёна ходила в краеведческий музей, делала там зарисовки. Ей хотелось стать театральным художником, но для этого нужно было поехать «на материк», нужно чтобы родители отпустили…

— Ты встречаешь людей, и они помогают каким-то образом. Вот появляется тётя Ира в твоей жизни, и она дарит французскую акварельную бумагу и настоящую акварель «Ленинград» — мечта вообще любого художника, не то что ребёнка. Тебе двенадцать лет, а у тебя коробка акварели «Ленинград».  Это другой, космический материал, чем вот эти сухие акварельные краски из канцелярского магазина…

Алёна хотела уехать в Москву, чтобы учиться в Абрамцевском художественно-промышленном училище. Но родители не отпустили шестнадцатилетнюю девочку на другой край страны, и она поехала в Новосибирск к бабушке, чтобы продолжать художественное образование. В советское время художников готовили для работы на предприятиях. Алёна поступила в Новосибирское Художественное училище на единственную тогда специальность — промышленная графика и упаковка, дизайн.

— Компьютеров ещё не было, всё делалось вручную. Мы изучали шрифты, композицию, рисунок, живопись, немного скульптуру. У нас были прекрасные преподаватели!

Окончив художественное училище, Алёне удалось устроиться на предприятие, там она расписывала подносы — копила деньги для дальнейшего обучения. Полтора года она готовилась поступать на скульптуру в Красноярск.

— Это нонсонс, у нас третий город по величине в стране, но у нас нет художественного Вуза. Это о чём-то говорит наверное…

— Мне сказали, что в Красноярске есть Художественный институт. Я поехала туда, посмотрела, поняла: это то, что надо. Главное — это недалеко от бабушки, семья рядом. Когда поехала поступать, оказалось, что на скульптуре там делать нечего, и я прошла довольно серьёзный конкурс и поступила на керамику.

После института Алёна вернулась в Новосибирск с красным дипломом. Здесь её сразу пригласили преподавать в Архитектурную академию, и сказали, что за хорошую работу дадут мастерскую.

— Так оно всё и завязалось. По-хорошему, может быть, надо было уехать. Надо ли уезжать теперь? Сложный вопрос. За эти годы организовалось сообщество близких людей, тропы натоптались. Организовались заказчики, у меня здесь есть работа, не то чтобы её много, но она есть. На новом месте нужно будет начинать всё с нуля.

После пятнадцати лет преподавательской деятельности Алёну попросили уволиться, тогда и началась самостоятельная творческая жизнь. Благодаря мужу Николаю удалось организовать то, что сегодня называется художественным объединением  «База».

— В России художник не может жить с продажи своих творческих работ, это я вам ответственно заявляю.

— Я редкий пример человека, который умудряется продавать свои творческие работы. И это учитывая, что я живу в Сибири, где практически ничего не развито. Но работы всё-таки покупают.

К сожалению, в нашей стране художникам попросту трудно найти покупателя. Со времён дедушки Ленина эстетическое образование в стране просто не ведётся. Общий уровень культуры у населения достаточно низкий. Получается, что людей, которые способны ценить и покупать предметы искусства — мало. В центральной России творческий процесс хотя бы развивается за счёт коммерческих проектов: ремесленные мастерские, архитектурные бюро, дизайнерские студии. До Новосибирска эти высшие блага цивилизации пока не добрались, поэтому художнику в Сибири трудно применить себя, а если художник не может применить свои способности в коммерческом проекте, он оказывается на шаг дальше от настоящего искусства, заказчик которого, как метко замечает Алёна — Бог.

— Нужно разделять понятия: если мы говорим про арт-бизнес, это совсем другое направление, оно часто к творчеству вообще никакого отношения не имеет. Почему привязанный к стенке скотчем банан продаётся за десять тысяч долларов? Где тут творчество, где акт творения? — Его нет. В традиционном искусстве кто заказчик?— Спрашивает меня Алёна, а я мнусь, не зная, что ответить. — Бог. А кто заказчик, когда важно продать? Факт творения пропадает, если ваша деятельность сводится к получению денег. У Гауди спрашивали: — Почему ты так долго строишь свой собор? Он отвечал: — А мой заказчик никуда не торопится.

К счастью, самой Алёне удивительным образом удаётся совмещать заказ Всевышнего с эпизодичными заказами редких в Новосибирске ценителей искусства.

— Если вам нужен светильник, торшер, бра, вы пойдёте и купите. Но порой люди не могут найти то, что им нужно, потому что их запрос несколько больше. Тогда они находят меня.

Ещё я спросил у Алёны, какие проекты ей хочется осуществить, и она рассказала мне о коллекционере и арт-менеджере Марате Гельмане, который провёл в Перми фестиваль «Рыжий ангел». В рамках этого мероприятия 12 художников лепили ангелов, а затем на виду у зрителей обжигали скульптуры на живом огне в специальных термостойких кожухах.

— У меня давнишняя мечта сделать в Новосибирске фестиваль огневой скульптуры. Это великолепнейшее зрелище, представьте: несколько огромных глиняных скульптур, которые сами являются печью, отжигаются одновременно, на одной площади. Высота у них более двух метров, над ними работают художники на протяжении недель. И потом, приходит час, когда кожухи снимают, и все эти скульптуры открываются одновременно.

Чтобы провести такой фестиваль, нужны средства. Своими силами, Алёна и Николай сделали в общей сложности девять огневых скульптур, но мечта Алёны — пригласить в Новосибирск художников со всей России, сделать мероприятие мирового масштаба.

— Мы сейчас все силы бросаем на то, чтобы покинуть город и жить более обособленной жизнью. Нужно найти какой-то источник заработка, чтобы посвятить свою жизнь и силы тому, что действительно нравится делать. Сейчас мне нужно понять, как я могу зарабатывать столько, чтобы я могла делать то, что мне нравится, оставаясь здесь, в России, в Сибири. Постепенно мне хочется устроить арт-резиденцию. Нам вообще нужно такие арт-деревни организовывать, если мы не хотим тут погибнуть. Либо совсем уезжать.

От автора:

А совсем уезжать не хочется, ведь ты родился здесь, ты опираешься на родную культуру, ценишь то хорошее, что есть и было в стране, прощаешь те исторические ошибки, которые допускали граждане твоей Родины. Но родина, кажется, не испытывает к своим гражданам столь тёплых чувств, по крайней мере, в её планы не входит поддержка художников, будто бы без людей, которые изучают, развивают, преумножают искусство — возможно существование культуры народа. А наш народ, глядит сквозь телеэкраны на запад, повернувшись затылком к родной культуре, родному наследию, к художникам-соотечественникам.

Леонид Гудченко

Фото из личного архива Алёны Залуцкой