Восемьдесят минут физики

Этимологически слово учитель содержит два древних корня: «упряжка» и «удовольствие». Главная радость для учителя – сотрудничество, сотворчество с учеником, которое обогащает обоих. Проникнуться этим пониманием, а значит действительно научиться уважать труд преподавателя, возможно только двумя путями: либо это в тебе заложено с детства, либо воспитано самостоятельно. Мой папа часто рассуждает об этом в том ключе, что современное общество извратилось, и его ценности во многом сменили свою полярность. «Раньше, – говорит он, – учителя уважали только за то, что он учитель. И он был всегда прав только потому, что он учитель». Не могу сказать, абсолютно ли я с этим согласна, но мое сердце всегда сковывало, когда я наблюдала, как чья-то нервная мать приходила в школу, чтобы «добиться истины», защищая своего ненаглядного ребенка. А я смотрела на ее дочь или сына и не понимала, как у этого человека хватило наглости переврать все в свою пользу. «Ты же сам виноват, зачем ты жалуешься? Вот, твоя мама пришла, поскандалила, тебе стало лучше? Чего ты добился?», – я постоянно мучила себя этими вопросами. У школьников целая масса весомых причин, которая утверждает их мысли о том, что учитель плохой. Ну, знаете, все эти: «она плохо проверила домашнее задание», «ни за что влепила мне двойку за поведение», «начала меня спрашивать, хотя опоздал не я один», – ну, и так далее.

Наверное, единственной броней, спасающей от хамства и бездельников, Елене Викторовне Золиной служило ее добродушие и чувство юмора. Насколько мне известно, в 22 лицее Елена Викторовна работает уже больше тридцати лет. Уроки физики редко кому нравятся в школе, обычно предмет даже попадает в категорию «не любимых», однако со мной все наоборот. Когда класс не готов был отвечать, а такое случалось периодически, кабинет погружался в гробовую тишину. Елена Викторовна в принципе не имела привычки сердиться, вместо этого она подкидывала новую задачку, полегче домашних, и просила ее решить коллективно. Тут начиналась моя любимая часть: я и одноклассники, приободренные тем, что нас не ждет наказание в виде плохой отметки, оживлялись, начинали понемногу работать и выдвигать различные пути решения. Так как теорию дома никто не учил, то несмотря на всё приложенное усердие, мы каждый раз заходили в тупик. Тогда Елена Викторовна смеялась и громко восклицала: «Чувствуете, а? Чувствуете? Туго идет! Это шестерёнки заработали, значит процесс-то пошел! Процесс уже не остановить! Вот ведь что!» – и это, казалось, было для нее единственно важным. Елена Викторовна была готова даже с самым безнадежным двоечником терпеливо работать без счета времени до тех пор, пока из его уст не вырывалось хоть что-то соответствующее истине. Она всегда хотела, чтобы мы думали и вдохновлялись этим процессом.

Школьные восемьдесят минут физики (уроки, как правило, были сдвоенные) нельзя было назвать рутиной. Как-то в мартовский день, когда светать начинало уже часам к девяти, мои сонные одноклассники нехотя усаживались за парты. Мы все уже устали от видов грязных сугробов за окнами, холода, нескольких слоев одежды и отсутствия солнца. Чувство подавленности от затяжной зимы словно болезнь передается от одного к другому, не оставляя шанса ни продуктивности, ни заинтересованности. Елена Викторовна ходила по классу, объясняя, что тема сегодняшнего повторения «оптика». Этот раздел в предмете

один из самых легких, поэтому утруждать себя и насильно пытаться заставить спящий мозг работать было необязательно: сиди да слушай. Елена Викторовна всегда с необъяснимой любовью пускалась в теоретические рассуждения. Она пыталась донести до нас не столько какую-то тему, сколько попробовать показать, как в мире все удивительно и взаимосвязано. И вот, она рассказывает о том, как ведут себя в различных средах световые волны, подробно объясняя какие при этом работают процессы, доходит до двери и с громким «происходит это» резко нажимает на выключатель. Лампы гаснут и класс тонет в пурпурно-розовом мягком свете утреннего небесного свода. Елена Викторовна стоит с минуту не двигаясь, а потом завороженно тихо произносит: «Вы посмотрите, какая красота. Вот ведь, что мы изучаем». Человек, настолько вдохновленный своим делом и тем, о чем говорит, не может оставлять равнодушным. Ее круглое лицо в такие моменты часто сияло по-детски озорной улыбкой.

Ей наверное меньше семидесяти, и хотя короткие, выбеленные старостью волосы говорят о многоопытной жизни, ее выразительные голубые глаза, которые смотрят поверх очков, как бы исподлобья, утверждают, что цифры обман и на самом деле она еще живет цветущей юностью. В этом мягком взгляде всегда читалось всеобщее понимание. Ей не важно, прав ты или нет, главное, чтобы не бросал и пытался, а сама Елена Викторовна всегда готова была уделить время лично каждому, кто просил помощи. Она заботилась о комфорте учеников не меньше нас самих, когда в субботу столовая закрывалась раньше обычного, Елена Викторовна во время занятия могла резко всех прервать, будто поймав себя на какой-то острой мысли, и голосом, в котором слышались нотки встревоженности, воскликнуть: «Ой! А чего это вы сидите без всего, сейчас столовая ведь закроется, а вы останетесь голодными! Идите все купите по булочке или котлете, и мы продолжим». Да, есть на ее уроках полноценный обед было нормальным, кто плов возьмет, кто выпечку с чаем – можно было все, лишь бы мы трудились. Такой подход действительно мотивировал, поощрял и воодушевлял, для меня было невозможно не любить уроки с ней.

На физике я сидела за партой почти все время только с Максимом. У нас всегда были неоднозначные отношения, которые даже в периоды полной гармонии могли молниеносно смениться интеллектуальными битвами не на жизнь, а на смерть. На уроках физики часто работали только я и он, поэтому Елену Викторовну в какой-то момент перестали удивлять наши «дружеские перепалки». Причинами споров становились самые разные ситуации, но она никогда не прерывала нашу дуэль. Внимательно выслушав пламенные речи каждого, она смеялась и спрашивала: «Так, а дальше то что?» – когда я и Максим уже были на эмоциональном исходе. Так что мало было просто дать верный ответ, нужно было уметь вывести логическую цепочку, иначе любой аргумент разбивался об слова Елены Викторовны «я не верю», «а ты докажи».

Конечно, все ученики были разными и ручаться за каждого трудно. И несмотря на то, что многие к старшим классам так и не смогли воспитать в себе уважение к преподавателям, им все равно не удалось настроить Елену Викторовну к себе предвзято негативно. Ее восприятие мира и отношение к детям не позволяли ей этого делать. Она всегда была спокойной и доброй, из-за чего казалась воздушно-легкой в своей зеленой кофточке, усыпанной мелкими пестрыми цветками.

Елена Викторовна Золина стала для меня примером того, с каким увлечением нужно отдаваться своему делу. Помню наш разговор в мае перед экзаменами, она дала мне брошюрку, в которой была перечень специальностей, связанных с физикой. Она сказала, что женщинам сложно следовать по научному пути, потому что: «Наша забота — это дом и семья». «Есть, – говорит, – хороший путь: пойти преподавать», на мое неодобрительное покачивание головой она улыбнулась: «Так ведь ты посмотри какое удовольствие, – указала она кивком в сторону моего не самого успешного одноклассника, – помогать вытягивать из неокрепшего ума ниточку за ниточкой, пока наконец из этих ниток нельзя будет сплести клубок знаний и понимания. Это же настоящее чудо!».

Когда пришли результаты экзамена по физике, Елена Викторовна позвонила мне и сказала: «Ну, давай! Хвастайся!». А мне было нечем, потому что экзамен я сдала плохо. После моих тушеваний я робко озвучила ей свое количество баллов за предмет, на что она весело ответила: «Ну и что? Ты на грани между “совсем ничем” и уровнем, до которого уже не каждому под силу добраться! Что думаешь делать теперь?». Я рассказала, что в моих планах поступить на журналистику у нас в городе, а потом, если все сложится удачно, переехать в Питер. «Ну и правильно! Не нужна тебе эта физика, расслабься, будь добра! Ну, удачи, заходи всегда в гости выпить чаю, жду!» – бодро сказала моя учительница и с этими словами мы попрощались. Эту женщину я, думаю, буду помнить и через много лет, потому что выражаю ей безмерную благодарность за все. Елена Викторовна Золина человек неиссякаемого оптимизма, мой настоящий учитель не только физики, но и жизни. Когда я впервые после окончания школы заглянула ее проведать, то убедилась, что с моим уходом школа не изменилась: десятки учеников все так же проходят через ее нежные руки, учатся думать и видеть необычное вокруг себя.

Алена Крисанова